День опричника

Ах, как и открывались-раскрывалися глаза мои,
Да глаза мои, желты глазоньки,
Желты глазоньки да на моей главе,
На моей главе да на могучею.
А сидит глава моя головушка
Да на крепкой шее длиннехонькой,
На длиннехонькой да на извилистой,
Всей змеиной чешуею да покрытою.
А и рядом со моей со головушкой
Шесть таких же голов колыхаются,
Колыхаются, извиваются,
Желта золота глазами перемигиваются.

Перемигиваются, переругиваются,

Переперхиваются да перехаркиваются.
Раскрывают-открывают пасти красные,
Пасти красные да прекрасные,
Десны розовы да все с зубами вострыми.
А из пастей тех едкий дым валит,
Едкий дым валит да огонь идет,
Да могучий рев да рык вырывается.

А у каждой у главы да свое имя есть,

Свое имя есть нареченное:
А перву главу зовут-кличут Батею,
А другу главу зовут-кличут Комягою,
Ну а третью‑то главу кличут Шелетом,
А четвертую главу зовут Самосею,
А уж пятую главу зовут Ерохою,
А шестую‑то главу зовут Мокрою,
А седьмую‑то главу зовут Правдою.
Ну а всех‑то нас семиглавых‑то
Нарекают страшным Змеем Горынычем
Огнедышащим Драконом Губителем.

И сидят‑то те семь глав да на тулове,

На широком, толстобоком на приземистом,
На приземистом, на увесистом,
Со хвостом тяжелым со извилистым.
А несут то тулово примерное
Две ноги могучие, толстенные,
Все толстенные да претолстенные,
В землю рыхлую когтями устремленные.

А с боков на тулове приземистом

Два крыла растут-торчат перепончатых,
Перепончатых, крепко жилистых,
Крепко жилистых да сильно машущих.
Загребают воздух славным розмахом,
Напружиниваются, воздымаются.
От земли да от родимой отрываются.
Поднимаемся мы тут да надо всей землей,
Надо всей землей да над русскою.
И летим по небу да по синему
Беспрепятственно — туда, куда захочется.

А и спрашивает седьмая голова:

— А куда ж летим, куда путь держим?
А и спрашивает шестая голова:
— В какой край мы сегодня нацелились?
А и спрашивает пятая голова:
— Нам далече ли лететь нынче по небу?
А и спрашивает четвертая голова:
— Куда крылья нам лихие поворачивать?
А и спрашивает третья голова:
— По каким ветрам хвостом нам помахивать?
А и спрашивает вторая голова:
— На какие земли нам прищуриться?

Ну а перва голова, сама главная,

Сама главная — отвечает им:
— Полетим мы нынче да по небушку,
Все по небушку да по синему,
Все на запад прямиком, в страну дальнюю,
В страну дальнюю да богатую,
По‑за морем-окияном пораскинувшуюся,
Пораскинувшуюся да порасцветшую,
Злата-серебра богато накопившую.

В той стране далекой терема стоят,

Терема стоят все высокие,
Все высокие, островерхие,
Небо синее нещадно подпирающие.
А живут в тех теремах люди наглые,
Люди наглые да бесчестные,
Страха Божия совсем не имеющие.
И живут те люди безбожные
Во грехах своих паскудных купаются,
Все купаются, наслаждаются,
Да над всем святым издеваются.
Издеваются, насмехаются,
Сатанинскими делами прикрываются.
Все плюют они на Святую Русь,
На Святую Русь на православную,
Все глумятся они да над правдою,
Все позорят они имя Божие.

Полетим же мы сейчас беспрепятственно

По бескрайнему по небушку по синему
Через страны близлежащие торговые,
Через рощи да леса-боры дремучие,
Через вольные поля-луга зеленые,
Через реки да озера прозрачные,
Через стары города да европейские.
А потом полетим мы напористо
По‑над морем-окияном во далекий путь,
Во далекий путь, во безбожный край.

Развернули мы крылья перепончатые,

Помахали мы хвостом да по семи ветрам,
Да поймали мы в крыла быстрый ветр восьмой,
Быстрый ветр восьмой, ветр попутный нам.
Мы пристроились да к ветру да к тому,
Оседлали его да как лиха коня,
Да на нем, на буйном ветре-перекатыше
В путь далекий да опасный отправились.

Пролетели мы первых десять дней,

Пролетели первых десять ночей.
Десять дней-ночей по‑над гладь-водой,
По‑над волнами крутыми да раскатными.
Ослабели наши крылья перепончатые,
Притомились наши головы горынные,
Пообвис-устал наш могучий хвост,
Поразжались наши лапы когтистые.

Глядь, увидели во море-окияне мы

Дом на сваях на железных на устойчивых,
Чтоб качать-сосать из матушки сыры-земли
Кровь глубинную, веками накопленную.
Опустились мы на тот на железный дом,
Разрывали мы крышу да железную,
Поедали двенадцать нечестивцев тех,
А их косточки в море выплевывали.
Отдыхали там три дня да три ноченьки,
А в четвертую ночь дом огнем пожгли,
Да на Запад снова отправились.

Пролетели мы вторых десять дней.

Пролетели вторых десять ночей.
Десять дней-ночей по‑над гладь-водой.
Ослабели наши крылья перепончатые,
Притомились наши головы горынные,
Пообвис-устал наш могучий хвост,
Поразжались наши лапы когтистые.

Глядь, увидели во море-окияне мы

Огромадный корабль шестипалубный.
На восток плывет тот корабль большой,
Из страны безбожной, злокозненной.
Он везет товары все поганые,
Он везет людей все безбожников,
Он везет крамольные грамоты,
Он везет бесовские потешища,
Он везет сатанинские радости,
Он везет блядей-гнилых-лебедушек.
Налетели мы как вихрь да на тот корабль,
Жгли-пожгли его из семи голов.
Из семи голов, из семи ротов,
Да повыжгли всех поганых безбожников,
Да пожрали всех блядей-гнилых-лебедушек.
Отдыхали там три дня да три ноченьки,
На четвертую — дальше отправились.

Пролетели мы третьих десять дней,

Пролетели третьих десять ночей.
Глядь, увидели страну ту безбожную.
Налетели мы тотчас, изловчилися,
Стали жечь ее из семи голов,
Из семи голов, из семи ротов,
Стали жрать-кусать тех безбожников,

А нажравшись их кости повыплюнули, да опять жечь-палить принималися, жечь-палить тех гадов, тех гадов-гадских, выблядков омерзительных, безбожных наглых забывших все святое все трисвятое их надобно выжигать аки отпрысков асмодея аки тараканов аки крыс смердящих выжигать беспощадно выжигать дочиста дотла жечь выблядков окаянных жечь огнем чистым и честным жечь и жечь и когда головой окно проламливаю окно твердое из стекла цельного ударил первый раз выстояло ударил второй раз треснуло ударил в третий раз разбилося всовываю голову свою в квартиру полутемную попрятались гады от кары небесной но видят в темноте желтые глаза мои видят хорошо видят пристально нахожу первого гада мужчина сорока двух лет забился в платяной шкаф обжигаю шкаф широкой струей гляжу как горит шкаф но сидит внутри и не шелохнется страшно ему а шкаф горит трещит дерево но сидит и я жду но не выдерживает распахивает дверцу с воплем и я ему в рот пускаю узкую струю пламени мой верный вертел огненный и глотает он огонь мой глотает и падает ищу дальше дети две девочки шести и семи лет забились под кровать под широкую обливаю кровать широкой струей горит кровать горит подушка горит одеяло не выдерживают вырываются из‑под кровати бегут к двери пускаю им вслед широкую струю веером вспыхивают добегают до двери горящими ищу дальше самое сладкое ищу нахожу ее женщину тридцати лет блондинку пугливую забилась в ванной между стиральной машиной и стеной сидит в одной рубашке нательной коленки голые раскорячилась от ужаса оцепенела смотрит глазами круглыми на меня а я не торопясь ноздрями запах ее сонный втягиваю приближаюсь к ней ближе ближе ближе смотрю ласково носом коленки трогаю тихонько раздвигаю раздвигаю раздвигаю а после пускаю самую узкую струю мой верный вертел огненный пускаю ей в лоно узко пускаю и сильно наполняю дрожащее лоно ее вертелом огненным вопит она криком нечеловеческим а я медленно начинаю ее вертелом огненным етьетъетьетъетьетьетъетьетьетъеть.