День опричника

Заказываю себе чай, заказываю кино старое: «Полосатый рейс». Я на дело когда лечу — всегда старое веселое кино смотрю, привычка такая. Хорошее кинцо, веселое, хоть и советское. Смотришь про то, как львов-тигров на корабле везут, а они из клеток вырываются и людей пугают, и думаешь — вот ведь жили люди русские и тогда, во времена Смуты Красной. И не слишком, скажем, от нас отличались. Разве что почти все безбожниками были.

Поглядываю, что другие смотрят: китайцы — «Речные заводи», ясное дело, а дама… о, любопытно… — «Великая Русская Стена». Никогда бы не сказал по виду этой дамы, что любит она такое кино. «Великая Русская Стена»… Лет десять тому назад это снято великим нашим Федором Лысым по прозвищу Федя-Съел-Медведя. Важнейшее кино в истории Возрожденной России. Про заговор Посольского Приказа и Думы, про закладку Западной Стены, про государеву борьбу, про первых опричных, про героических Валуя и Зверога, погибших тогда на даче министра-предателя. Само дело вошло в историю российскую под названием «Распилить и продать». А сколько шума вызвала эта фильма, сколько споров, сколько вопросов и ответов! Сколько машин и морд побили из‑за нее! Актер, сыгравший Государя, ушел после этого в монастырь. Давненько, давненько сию фильму не пересматривал. Но — наизусть помню, потому как для нас, опричных, это как бы вроде учебного пособия.

Вижу, на пузыре голубом лица министра иностранных дел и пособника его, председателя Думы. Составляют они на даче министра страшный договор о разделе России.

Председатель Думы: Ну, власть мы возьмем. Ну, а с Россией что делать, Сергей Иванович?

Министр: Распилить и продать.

Председатель: Кому?

Министр: Восток — японцам, Сибирь — китайцам, Краснодарский край — хохлам, Алтай — казахам, Псковскую область — эстонцам, Новгородскую — белорусам. А уж середку — себе оставим. Все готово, Борис Петрович. Людишки‑то уж не только подобраны, но и расставлены. (Пауза многозначительная, свеча горит.) Завтра! Ну?

Председатель(оглядываясь): Что‑то боязно, Сергей Иванович…

Министр(обнимает председателя, жарко дыша): Не бойсь, не бойсь! Вместе со мною Москвой ворочать будешь! А? Москвой! (Плотоядно прищуривает глаза.) Вдумайся, родной! Вся Москва у нас вот здесь будет! (Показывает пухлую ладонь.) Ну, подпишешь?

И сразу же крупным планом — глаза председателя Думы. Забегали они сперва пугливо, затравленно, как у волчары загнанного, а потом вдруг в них злость пробудилась, в ярость неистовую перерастая. И тут же — музыка грозная надвинулась, тень пролегла косая, тревожная, занавеска от ветра ночного качнулась, свечу задуло, собака залаяла. И в темноте сжимаются кулаки у председателя — сперва от страха дрожа, а после — от злобы и ненависти к государству Российскому.

Председатель(скрежеща зубами): Все подпишу!

Хороший постановщик Федя Лысый. Недаром сразу после фильмы этой Государь его главою Киношной Палаты поставил. Но эта дама… по виду она из столбовых. А для столбовых эта фильма — как нож барану. Смотрит дама в пузырь с фильмой, словно и не видит ничего. Словно сквозь пузырь глядит. Лицо холодное, безучастное. Не очень красивое, но породистое. Видно, что не в приюте Новослободском росла.

Не выдерживаю:

— Сударыня, вам нравится эта фильма?

Поворачивает ко мне холеное лицо свое:

— Чрезвычайно, господин опричник.

Ни один мускул лица не дрогнет. Спокойна, как змея:

— Вы спрашиваете по долгу службы?

— Отнюдь. Просто в этой фильме много крови.

— Вы полагаете, что русские женщины боятся крови?

— Женщины вообще боятся крови. А русские…

— Господин опричник, благодаря вам русские женщины давно привыкли к крови. К малой и к большой.

Во как! Голыми руками ее не возьмешь.

— Возможно, но… мне кажется, есть кино более приятное для женского глаза. А в этой фильме много страданий.

— У всех свои предпочтения, господин опричник. Вспомните романс «Мне все равно — страдать иль наслаждаться».

Как‑то она чересчур высокопарна.

— Извините, но я спросил просто так.

— А я вам просто так и отвечаю, — она отворачивается, снова вперивается в пузырь холодным взором.

Заинтриговала. Снимаю ее на мобилу, даю сигнал, чтобы наша служба безопасности пробила даму сию. Ответ приходит мгновенно: Анастасия Петровна Штейн-Сотская, дочь думского дьяка Сотского. Мать честная! Это тот самый дьяк, что составлял с председателем Думы зловредный план «Распилить и продать». Меня в те годы боевые еще в опричнине не было, я тихо работал на таможне с антиквариатом да ценными металлами… Понимаю, понимаю, почему она так смотрит фильму сию. Это же история ее семьи, елки точеные! Ведь дьяка Сотского, коли мне память не изменяет, обезглавили тогда на Красной площади вместе с девятью главными заговорщиками…