День опричника

— Шаньтоу, завод «Красное Богатство», 380-6754069.

Мда. Турбина «родная». С техосмотром не получается. Сложно стало работать на Дороге. Раньше эти трейлеры просто калечили: то шину проколят, то стукнут, то водиле в харчевне в лапшу дури подсыплют. Теперь за этим смотрят. Ну, да ничего. У нас есть свое, старое-доброе. Чай-то подает осаленная сяоцзе[2].

— Господа, считаю разговор исчерпанным, — дьяк произносит, а сам — за сердце.

Засуетились: что такое?

— Приступ сердечный!

Вот те раз. А сяоцзе даже и не покраснела. Кланяется, уносит свой чайный столик. Лекари возникают, уносят дьяка. Стонет, бледный. Мы успокаиваем:

— Поправитесь, Савелий Тихонович!

Конечно, поправится, а как же. Китайцы встают — дело кончено. Ан нет. Теперь — наш черед: последний вопрос к осаленному подьячему:

— Кстати, господин подьячий, а подорожная-то, похоже, задним числом подписана.

— Что вы говорите? Не может быть! Ну-ка, ну-ка… — таращит подьячий бельмы на подорожную, наводит хаврошечку на документ. — Точно! Синяя метка смазана! Ах, разбойники! Обвели вокруг пальца доверчивого Савелия Тихоновича! Обмишурили! Объегорили! Цзуйсин![3]

Вот так теперь дело-то оборачивается. Забормотал китаец:

— Не может быть! Подорожная заверена обеими погрануправами!

— Ежели представитель российской таможни заметил несоответствие, требуется двусторонняя экспертиза, — отвечаю. — При спорной ситуации нашу сторону в этом случае представляю я, опричник с полномочиями.

Китайцы в панике: времени на это уйма уйдет, страховка китайская истечет. А новую подорожную составить — это вам не пирог с вязигой состряпать. Тут и санинспекция требуется, и техосмотр, и опять-таки пограничный досмотр, и виза Антимонопольной Палаты. Ну и все к одному:

— Страхуйтесь, господа.

Китайцы — в вой. Угрозы. Кому, кому ты грозишь, шаби[4]? Жалуйся кому угодно. Сотник из Подорожного Приказа китайцев сопливит:

— Российская страховка — наилучшая защита от киберпанков.

Китайцы скрежещут:

— Где Печать?!

Так, какого рожна я, спрашивается, летел сюда? Вот Печать: левая ладонь моя ложится на квадрат матового стекла, оставляя на нем Малую Государственную Печать. И нет больше вопросов. Перемигиваемся с Потрохой: 3 % наши! Выкатываются китайцы с мордами перекошенными, уходит подьячий, свое сальное дело сделавший. Выходят и все остальные. Остаемся токмо мы с Потрохой.

— Спасибо, Комяга, — сжимает мне запястье Потроха.

— Слово и Дело, Потроха.

Допиваем чай, выходим на воздух. Здесь у них похолоднее, чем в Москве. С таможенниками у нас, опричных, старая война. И конца ей не видно. А все потому, что таможенные под братом Государевым Александром Николаевичем ходят. И будут еще долго ходить. А Александр свет Николаевич нашего Батю на дух не переваривает. Что-то там у них было такое, что сам Государь помирить их не в силах. И ничего не попишешь — была война, есть и будет…

— Отдохнуть бы надобно, — Потроха чешет свой чуб перепозолоченный, сдвигает шапку соболиную на затылок. — Поехали в баньку. Там массажист ухватистый. Есть две гуняночки[5].

Достает мобило, показывает. В воздухе возникают две очаровательные китаянки: одна голая едет на буйволе, другая голая стоит под струящимся водопадом.

— А? — подмигивает Потроха. — Не пожалеешь. Лучше ваших московских. Девственницы вечные.

Смотрю на часы: 15.00.

— Нет, Потроха. Мне сегодня еще в Тобол лететь, а потом в Москве звезду гасить.

— Ну, как знаешь. Тогда — в аэропорт?

— Туда.

Пока он меня везет, смотрю расписание рейсов, выбираю. Попадаю в часовой перерыв, но задерживаю вылетающий самолет: подождут, ядрен корень. Прощаемся с Потрохой, сажусь в самолет «Оренбург — Тобол», связываюсь со службой безопасности Прасковьи, предупреждаю, чтобы встречали. Вставляю наушники, заказываю «Шахерезаду» Римского-Корсакова. И засыпаю.

Нежным прикосновением руки будит стюардесса:

— Господин опричник! Мы уже сели.

Прекрасно. Глотнув родниковой водички «Алтай», покидаю самолет, ступаю на дорожку самодвижущуюся, и привозит она меня в громадное здание аэропорта «Ермак Тимофеевич». Новый аэропорт, только что китайцами построенный. Бывал я здесь уж трижды. И все по тому же делу — из-за ясновидящей.

Возле громадной фигуры Ермака со светящимся мечом ждут меня два мордоворота из службы безопасности великой прорицательницы. Несмотря на то что каждый из них выше меня на голову и в два раза шире, рядом с сапогом гранитного Ермака Тимофеевича они — две мышки полевые в красных кафтанах.

Подхожу. Кланяются, ведут к машине. На выходе успеваю глотнуть тобольского воздуха: еще холодней, чем в Оренбурге. Аж целых минус 32. Вот вам и глобальное потепление, о котором чужеземцы талдычат. Есть еще снег-мороз в России, господа, не сомневайтесь.

Сажают меня в мощный китайский внедорожник «Чжу-Ба-Цзе» с бампером, на кабанье рыло смахивающим. Такие внедорожники теперича по всей Сибири ездят. Надежны они, безотказны и в лютые морозы и в жару. Сибиряки их «кабанами» называют.