— И вы снова готовы довериться мне, на этот раз моей смерти. Вы же почти бессмертные, вы можете улететь на другую планету… к тем же роботам… начнете делиться, возродите цивилизацию.
«Не получится. Остались только мы двое, а для митоза нужно окружение из многих подобных нам. Они не участвую в процессе, но нужно, чтобы они были рядом, просто были… те, кого уже нет»
— А кто второй, Володя?
«Да, это я».
— И ты тоже готов рисковать без надежды?
«Риска без надежды не бывает, я готов рисковать. И еще, похоже, расчеты вправду ошибаются, они показывают минимальный шанс на успех, хотя смерть — самое вероятное, что может случиться с человеком…»
— Ребята, так жалко, что я подвел вас… что нас… всех подвел. Всех убил! Простите меня. Если я могу искупить… хоть как-то… хоть что-то… мне не страшно. Хотя бы перед смертью буду думать, что спасу вас… Что это тренькает… как колокольчики?
«Мы плачем. Прощай, Денис!»
Дэну подали дыхательную маску. Газ сначала усыпит его, а затем сделает сон вечным. Дэн еще раз посмотрел на амеб, мысленно попросил прощения и глубоко вдохнул.
***
Тьма. Тишина. Мертвая. Точка. Маленькая-маленькая, почти абстрактная, как в математике. Из точки вытекают разноцветные струи. Они тихо позвякивают, начинают гудеть. Цвета перемешиваются как стеклышки в калейдоскопе. Верчение превращается в ослепляющий свет, гул — в рев. Вдруг все стихает. Свет пульсирует, где-то растягиваясь, где-то собираясь в складки. Появляются очертания. Снова легкое позвякивание, потом тихое пение без голоса и мелодии. Очертания становятся все более явными, но они не имеют формы. Звук и очертания бесформенны и бессмысленны.
Но если они бессмысленны, то их противоположность — мысль, но при чем тут мысль? При том, что ты умер. Если я умер, я не могу мыслить. Почему? Ты не можешь сознавать себя, но мыслить можешь. Как так? Если я мыслю, я и сознаю себя: я — … я… я… да кто же я?! Никто. А ты кто? Ты. Ты — это я, а кто я? Я. А ты кто?!!! ТЫ. Зачем я здесь? Где? Ну, здесь, где… свет, где ты. Я — это ты, а ты нигде. Ты ничто. Ты же сам сказал, я мыслю. Я — мысль! Мысль без оболочки, без сознания, без понимания, без прошлого, без будущего — ничто. Постой, ты сказал — прошлого. Да. У меня было прошлое! Прошлое — это память, у тебя ее нет. Есть! Я помню, помню! Невозможно. Возможно! Я помню. Я любил. Любил? И что же это значит — любил? Не помню. Помню лишь, что это давало мне смысл. Смысл чего? Не знаю. Но был смысл, что-то важное, что-то, что делало меня кем-то. Кем? Не помню, но когда я любил, я был всем, а все было во мне, это было прекрасно. Я любил. Значит, я НЕ ничто. Кто же я? Свет меняется… слышишь меня? Хотел бы не слышать, но не могу, ведь я — это ты. Ты, который был всем, когда любил, что было предметом твоей любви? Вспомни. Пытаюсь. Смотри, свет загустел в центре! Свет склоняется надо мной, он теплый, он добрый… мама!!! Я вспомнил — мама! Вот кого я любил! Мама — это кто? Я не помню. Но это все — это я, это мир во мне и вокруг… и кто-то с мамой рядом. Он был… он был… какой-то другой, но его я тоже любил. И он меня… и еще была ОНА! Кто? Не помню, но ОНА была, и я любил ее. Я был, я любил, я помню… кто я?!!! Кто, скажи!!! Ты — это я. Как же разорвать этот круг? Зачем? Не знаю, но мне нужно вырваться. Куда, зачем? Не зн… любить! Я должен любить. Меня ждут любить, я знаю! Но ты же умер, ты знал, что тебя ждут, но умер. И, значит, у меня было прошлое! Если я умер, значит, я жил. Если я любил — я жил. Если я умер, то ради любви и жизни. …Эй! Что молчишь? Слышишь меня? Эй, ты! … Ты дал верный ответ. Ты умер не зря.
Свет погас. Тьма.
***
Дэн был боксером. Очень давно, он не помнил, когда. Здесь он был менеджером отдела маркетинга… Разве?
Дэн очнулся и потер ладонями лицо.
— Ир, я заснул?
— Да. Так смешно — сидел, печатал и вдруг застыл так, откинулся в кресле и вырубился. Минут пятнадцать спал. Юрец заходил, я прогнала.
— Юрец? Он здесь? Зачем заходил?
— Наверное, на обед позвать.
— Мы разве не с тобой обедаем?
— Ну, не знаю, — Ирина зарделась, — если позовешь, можно…
— Что значит — если позовешь! Да мне кроме тебя не нужен никто.
— Ты серьезно? Я не ослышалась?
— Нет, конечно. Никто, кроме тебя! Это что, новость? — он не заметил, что новость, и какая! — И кстати, разве Юрец в Москве?
— Где же ему быть, — сквозь сладкие слезы промолвила Ирина.
— Не помню. Но мне казалось, что он куда-то уехал надолго… Ты чего, дурашка? Забудь Юрца, идем вдвоем, — он подошел к Ирине, поцеловал в макушку, подхватил на руки, закружил, прижал к себе и зарылся лицом в душистые волосы. Он знал, что это нормально, он проделывал так не раз и не два, но в то же время было ощущение, что впервые обнял любимую. Последнюю версию подтверждали вытянувшиеся лица коллег и счастливое изумление Ирины.
Вошел заместитель генерального Гуталинов, уставился на Дэна.
— О, Жора! Привет. Ты снова у нас работаешь? — лица окружающих вытянулись еще сильнее.
— Что значит, снова? Орлов, тебя генеральный хочет видеть, — Гуталинов так опешил, что даже не нашел слов укоротить наглеца.