День открытых обложек

– Ладно‚ – проговорил с натугой. – Поведаю вам, так уж тому и быть. Чтобы набежали потом: «И меня запишите! И меня…»

Выдержал паузу для привлечения внимания.

Начал рассказ-обольщение.

– Дело‚ скажем‚ нехитрое. История житейская. Про неудачника Макса. Про счастливчика Макса‚ который обогатился на собственных несчастьях.

В некотором царстве‚ в некотором государстве‚ за семью горами‚ за семью долами жил-был Макс‚ неудачник Макс‚ у которого ничего не было. Ни денег‚ ни драгоценностей‚ ни недвижимого имущества. Жена его штопала по вечерам единственную пару чулок. Дочка его гладила по утрам ветхую свою юбку. Сын его чинил без конца драные башмаки. Сам он махнул на себя рукой‚ махал без устали с утра до вечера, и в жаркие летние дни семья садилась возле него, остужаясь на ветерке, потому что вентилятора у них тоже не было. Он был неудачник с рождения‚ Макс-бедолага‚ и предвидел собственные похороны, по самому дешевому тарифу: покойник несет свой гроб.

– Вот‚ – сказали с бульваров. – Вот до чего доводит ихний капитал с чистоганом‚ акции с дивидендами.

– Вышел Макс на улицу‚ идет – горюет‚ идет – голову ломает. До получки неделя. Одолжить не у кого. Своровать не сумеет. Навстречу ему‚ откуда ни возьмись‚ добрый молодец. «Макс‚ а Макс! Не застраховаться ли тебе‚ Макс‚ от несчастного случая? От несчастного случая да на приличную сумму?» – «Как же я застрахуюсь? – отвечает Макс. – Где деньги на страховку возьму?» – «Ты попробуй‚ – советует добрый молодец. – Сплошные у тебя, Макс, несчастья, чую я, дело выгорит». – «А‚ – говорит‚ – ладно! Страхуйте на всю катушку». Подписал нужные бумаги‚ получил на руки полис и пошел дальше.

А на улице суматоха‚ на улице суета: к празднику готовятся‚ лозунги с флагами громоздят. Трах-тарарах!.. Сорвался с крыши зажигательный призыв‚ проломил Максу голову. Очнулся в больнице‚ на тумбочке пачка денег. «Тебе‚ Макс». – «С чего бы это?» – «Страхование, Макс». У него от удивления кости на черепе срослись. У него от неожиданности гемоглобин в крови повысился и близорукость пропала. Он сразу же: жене – галантерею‚ дочери – парфюмерию‚ сыну – радиотовары. И на бинты осталось.

– Вот‚ – сказали с бульваров. – Это вам не ихний капитал с чистоганом‚ акции с дивидендами.

– Выздоровел Макс‚ выполз на улицу прогуляться. А на домах флаги‚ на площади песни-музыка: парад с демонстрацией. Идут – ликуют. Джиг-джиг-джиг!.. Запищали тормоза‚ заскрипели колодки‚ заверещали слабонервные: наехал на Макса прицеп с баллистической ракетой среднего радиуса действия‚ вдавил в теплый асфальт. Очнулся в реанимации‚ на тумбочке чемодан денег. У него от удовольствия дыхание появилось. У него от ликования ребра срослись: то не с этим да это не с тем. Он сразу же: дочери – меха‚ жене – брильянты‚ сыну – мотоцикл с коляской. И на костыли хватило.

– Вот‚ – сказали еще. – Знай наших.

– Подлатали Макса‚ выкатили на асфальт подышать выхлопными газами. А на улице трибуны разбирают‚ лозунги-призывы: конец празднику. Бах–барабах!.. Упала с высоченной диаграммы кривая неуклонного роста сельскохозяйственной продукции‚ проткнула Макса насквозь. Очнулся на том свете‚ на тумбочке мешок с деньгами, не поднять. Он сразу же: сыну – машину‚ дочери – дачу‚ жене – нового мужа. И на мрамор наскребли: «Максу-счастливчику. От жены‚ детей и государственного страхования».

Деревня умерла не сразу…

…деревня умирала постепенно.

Завизжали пронзительно свиньи. Заметались отчаянно по загонам, забились в ловких руках, захлебнулись кровью.

Затрепыхались под ножом куры, захлопали бесполезными крыльями, закатили под пленку дурные глаза.

Смертником у стены гневно прокричал петух.

И стало по деревне тихо.

По одной уезжали семьи, по одной пустели избы, остывали навсегда печи. Пили крепко, доедали свинину с курятиной, бахвалились, бесшабашно прятали испуг, хмельными входили в город, в блочные свои жилища.

Хмельному не так боязно.

Чем меньше оставалось народу, тем громче гуляла деревня, шумом разгоняла тишину. Но никто не толпился у окон, как когда-то, разглядывая веселую гулянку, – некому было разглядывать. Только избы стояли вокруг скорбными могильными камнями, с примкнутыми по-хозяйски засовами.

Придут бульдозеры, отомкнут.

Последние уже не гуляли. Уезжали тихо, без вины виноватые, и остались дома без защиты.

Приходи – бери.

Тут же прикатили ловкачи с тележками. Пошныряли по избам, по чердакам, отодрали доски, отвернули ручки, засовы со щеколдами; пригнали грузовик, под шумок раскатали избу по бревнышкам. А деревня жила. Была вода в колодцах, печи для обогрева, поленницы дров – уберечься от непогоды.

Явилась из города удалая компания. Выбрали избу почище, откупорили бутылки, и пошел гул, песни, недвусмысленный женский визг. Выпили, побаловались по возможностям, на прощанье прошли по улице, кидали бутылки по стеклам, выбили все, ни одного не пропустили, и ушли, не оглянувшись.