Он сражался так, словно находился за рассыпающейся стеной, а оружием его была глина. Опасность угрожала всем пунктам стены, и он ходил вокруг и укреплял самые ненадежные места глиной. Его глиной были деньги, и он их отдавал пригоршнями, но только тогда, когда требования были особенно настойчивы. Он опирался главным образом на Транспортную контору Иерба Буэна, Объединенные городские железные дороги и Объединенную водопроводную компанию. Хотя никто уже не покупал больше участков для домов, контор и фабрик, но люди все-таки вынуждены были ездить в его вагонах и на пароходах и пользоваться его водой. Когда весь финансовый мир молил о деньгах и погибал из-за недостатка их, первого числа каждого месяца в сундуки Пламенного лились бесконечные тысячи долларов — плата за снабжение водой, — и каждый день поступало десять тысяч долларов — в монетах по десять центов и никеле — от его городских железных дорог и пароходов. Наличные деньги — вот что требовалось, и, имей он возможность использовать весь этот непрерывный поток денег, положение его было бы прекрасно. Но в современных условиях ему приходилось быть очень расчетливым. Работа по усовершенствованию прекратилась, делались только самые необходимые починки. Особенно жестокую борьбу он вел с текущими расходами, и эта борьба не прекращалась. В этих расходах он старался соблюдать строгую экономию. Он проводил ее и в сделках с крупными поставщиками, урезывал жалованье служащим конторы, проводил и сокращение сумм, отпускаемых на почтовые марки. Когда его управляющие и начальники отделений совершали чудеса экономии, он выражал им свое одобрение и требовал еще большего. Когда они в отчаянии опускали руки, он показывал им, что еще можно сделать.
— Вы получаете восемь тысяч долларов в год, — сказал он Мэтьюсону. — Такого жалованья вы еще никогда в своей жизни не получали. Ваше благополучие стоит в тесной связи с моим. Вам придется участвовать в борьбе и риске. Вы пользуетесь кредитом в городе. Используйте его. Берите в долг у мясника, пекаря и всех остальных. Поняли? Вы тратите около шестисот шестидесяти долларов в месяц. Эти деньги мне нужны. С этого дня берите в долг и тратьте сто долларов. Эту сумму я вам выплачу с процентами, когда пронесется буря.
Две недели спустя, просмотрев список служащих с обозначением сумм, причитающихся каждому, он сказал:
— Мэтьюсон, кто этот бухгалтер Роджерс? Ваш племянник? Я так и думал. Он получает восемьдесят пять долларов в месяц. Теперь он будет получать тридцать пять. Пятьдесят я верну ему с процентами.
— Невозможно! — воскликнул Мэтьюсон. — Он и так на свое жалованье не может свести концы с концами, а у него жена и двое детей…
Пламенный на него набросился:
— Не может быть! Невозможно! Чем, черт возьми, я, по-вашему, занимаюсь? Содержу дом для слабоумных? Кормлю, одеваю и вытираю носы идиотам, которые сами о себе не могут позаботиться? Какого дьявола! Не нужны мне такие птицы, которые только в хорошую погоду работают со мной! Сейчас погода скверная, и они должны вариться в ней точь-в-точь, как и я. В Окленде сейчас десять тысяч безработных, а в Сан-Франциско — шестьдесят. Ваш племянник и кто там еще в вашем списке — пусть соглашаются немедленно или — вон! Поняли? А если кому из них придется туго, вы отправитесь сами и поручитесь за них у мясников и бакалейщиков. И урежьте этот список. Я нес на своих плечах несколько тысяч человек, а теперь им придется постоять немного на своих ногах — вот и все!
— Вы говорите, этот фильтр следует заменить, — сказал он своему управляющему водопроводами. — Подумаем. Пусть население Окленда попьет грязной воды для разнообразия. Это научит их ценить хорошую воду. Немедленно приостановить работы. Рассчитайте рабочих. Проверьте все заказы на материал. Поставщики подадут в суд? Пусть подадут, и черт с ними. Мы разоримся в пух и прах или выйдем на ровную дорогу раньше, чем они получат решение суда.
А Уилкинсону он сказал:
— Отмените ночную переправу. Пусть люди поворчат и раньше будут возвращаться домой к своим женам. Последний трамвай связывает лодку, которая приходит в двенадцать сорок пять, с Гастингсом. Отмените его. Я не могу его пускать для двух-трех пассажиров. Пусть переправляются раньше или идут пешком. Сейчас не время заниматься филантропией. И уменьшите также число дневных трамваев. Пусть платят те, кто висит на подножке. Они-то и уберегут нас от краха.
А другому директору, не справившемуся с непомерным урезыванием, он заявил:
— Вы говорите, я не могу сделать того-то и того-то. Сейчас я вам покажу последний образчик, что можно и чего нельзя. Вы вынуждены будете отказаться от должности? Хорошо, если вам угодно. Я еще не встречал человека, за которого бы стал цепляться. А если кто-нибудь думает, что я без него не могу обойтись, я показываю ему пример, что можно и чего нельзя, и возвращаю бумаги.