День пламенеет

Пока не замечалось еще никаких признаков. Но игра близилась. И как в покере Пламенный ставил все до последней унции, так теперь ставкой были его жизнь и труд, а козырем, на какой он рассчитывал, — золотоносная жила, какая должна была появиться в верховьях реки. А пока он и его три товарища, с собаками, санями и лыжами, пробирались по замерзшему руслу Стюарта, прорезая белую пустыню, где бесконечная тишина никогда не нарушалась голосами людей, стуком топора или далеким выстрелом ружья. Они одни прорезали эти тихие замерзшие пространства, крохотные земные существа, проползающие в день свои двадцать миль, растапливающие лед, чтобы получить воду для питья, а ночью устраивающие стоянку на снегу. И по ночам их волкодавы свертывались в снегу заиндевевшими пушистыми клубками, а восемь лыж торчали стоймя перед санями.

Они не встречали следов других людей, хотя однажды проехали мимо грубой лодки, втянутой на возвышение у берегов реки. Тот, кто оставил здесь лодку, никогда за ней не вернулся. Они подивились и поехали дальше. В другой раз они наткнулись на индейскую деревню, но индейцы исчезли; наверно, они ушли в верховья Стюарта, преследуя стада оленей. Милях в двухстах от Юкона они достигли того места, где, по мнению Элия, и была та отмель, о какой говорил Эль Майо. Они разбили постоянный лагерь, вырыли на возвышении яму для провианта, чтобы сберечь его от собак, и принялись за работу на отмели, пробираясь к земле через слой льда.

Это была суровая, простая жизнь. Покончив с завтраком, они брались за работу при первых проблесках серого рассвета. Когда спускалась ночь, они стряпали ужин, курили, болтали, а затем заворачивались в свои меховые тулупы и засыпали. Над их головами пылало северное сияние, а звезды искрились и дрожали в морозном воздухе. Пища их была однообразна: хлеб из кислого теста, сало, бобы, иногда рис, сваренный с горсточкой чернослива. Свежего мяса им не удавалось достать. В ту зиму зверей попадалось необычайно мало. Изредка случалось напасть на след кролика или горностая, но в общем вся страна была совершенно безжизненна. Для них это было не ново; в их практике бывали такие случаи, когда, вернувшись через два-три года в страну, изобиловавшую раньше дичью, они не видели ни одного живого существа.

Золото на отмели они, правда, нашли, но очень мало. Элия, пустившись в погоню за оленем, удалился от лагеря на пятьдесят миль и, исследовав здесь в большом ручье поверхностный слой гравия, нашел гравий хорошей окраски. Они впрягли собак и с легкой поклажей отправились к ручью. Здесь, вероятно впервые в истории Юкона, они прибегли к кострам для пробуравливания скважин. Посоветовал это Пламенный. Они расчистили мох и траву и сложили костер из сухих сосновых веток. За шесть часов земля оттаяла на восемь дюймов, и кирки легко проникали в глубину. Расчистив оттаявшую землю, они разводили новый костер. Они работали с раннего утра и до самой ночи, возбужденные успехом эксперимента. Пробуравив шесть футов мерзлого перегноя, они добрались до гравия, также промерзшего. Тут дело пошло медленнее. Но они уже научились лучше поддерживать огонь и каждым костром оттаивали землю на пять-шесть дюймов. В этом гравии были крупинки золота, но слой гравия был в два фута толщиной, а ниже уступал место перегною. На глубине семнадцати футов они наткнулись на пласт гравия, где попадались крупные зерна золота — на сковороду приходилось золота на шесть-восемь долларов. К счастью, этот пласт был всего в дюйм толщиной. Под Ним снова был перегной, перемешанный с остатками ископаемых деревьев и костями забытых чудовищ. Но золото они кашли — зерна золота, и все говорило за то, что залежи окажутся в подпочвенном слое. Они доберутся до этого слоя, хотя бы его отделяли сорок футов! Разделившись на две смены, они работали днем и ночью в двух скважинах; дым костров все время вздымался к небу.

Скоро им не хватило бобов, и Элия был отправлен в главный лагерь за припасами. Он был старым опытным путешественником. Расстояние туда и обратно равнялось сотне миль, но Элия обещал вернуться на третий день — один день до лагеря налегке, два дня обратно с поклажей. Вместо того он прибыл к вечеру второго дня.

— Что еще за чертовщина? — осведомился Генри Финн, когда пустые сани въехали в круг, освещенный костром, и он увидел, что серьезное длинное лицо Элия вытянулось еще больше и казалось пасмурнее обыкновенного.

Джо Хайнс подбросил дров в костер, и мужчины, завернувшись в свои меховые тулупы, придвинулись ближе к огню. Борода и брови Элия были покрыты льдом, и в своем меховом одеянии он походил на карикатурного рождественского деда.

— Помните ту большую сосну, что поддерживала угол ямы ближе к реке? — начал Элия.