День пламенеет

На следующее утро, диктуя, он пришел к заключению, что ему нравится ее прическа, хотя ни за какие блага в мире он не смог бы ее описать. Впечатление было приятное — вот и все. Диди сидела между ним и окном, и он заметил, что волосы у нее светло-каштановые, с оттенком золотистой бронзы. Бледные лучи солнца, врываясь в комнату, превращали золотистую бронзу в тлеющий огонь. Это было очень красиво. Забавно, думал он, что до сих пор он ни разу не обращал внимания на этот феномен.

В середине письма он наткнулся на фразу, напоминающую по конструкции ту, которая накануне вызвала недоразумение. Он вспомнил, как сражался с грамматикой, и продиктовал:

— «Я не принял вашего предложения…»

Мисс Мэзон быстро подняла на него глаза. Движение это было совершенно бессознательно и вызвано главным образом удивлением. Глаза ее сейчас же снова опустились, она сидела молча, ожидая продолжения. Но в эту секунду Пламенный успел заметить, что глаза у нее серые. Позже ему суждено было узнать, что в этих серых глазах бывают золотые огоньки, но сейчас с него было достаточно этого первого открытия. Он с изумлением вспомнил, что до этого момента всегда считал ее брюнеткой с карими глазами.

— В конце концов вы оказались правы, — признался он со смущенной улыбкой, странно не соответствующей его лицу — суровому, индейского типа.

Снова он был вознагражден взглядом и признательной улыбкой; на этот раз он мог проверить тот факт, что глаза у нее серые.

— И все-таки это звучит неверно, — пожаловался он.

Тут она громко рассмеялась.

— Простите, пожалуйста, — поспешила она загладить свой смех, и потом испортила все дело, прибавив: — Но вы — такой смешной.

Пламенный стал ощущать некоторую неловкость, а солнце по-прежнему играло в ее волосах.

— Я не думал быть смешным, — сказал он.

— Вот потому-то я и засмеялась. Но это совершенно верно и отвечает всем грамматическим правилам.

— Отлично, — вздохнул он. — «Я не принял вашего предложения». Написали?

И диктовка продолжалась.

Он обнаружил, что в те часы, когда у нее не было работы, она читала книги и журналы или сидела над каким-нибудь модным женским рукоделием.

Проходя как-то мимо ее стола, он взял томик стихов Киплинга и с недоумением пробежал несколько страниц.

— Вы любите читать, мисс Мэзон? — спросил он, кладя книгу на место.

— О да! — ответила она. — Очень.

В другой раз на ее столе лежала книга Уэллса «Колеса Фортуны».

— О чем тут говорится? — спросил Пламенный.

— О, это роман, любовная история.

Она замолчала, но он стоял, ожидая продолжения, и она вынуждена была заговорить:

— Здесь говорится о маленьком приказчике из мануфактурного магазина, как он проводит каникулы в прогулках на велосипеде и влюбляется в молодую девушку, стоящую значительно выше его. Ее мать — популярная писательница. И положение очень любопытное и печальное… трагическое даже. Вы бы хотели это прочесть?

— А он получил эту девушку? — спросил ее Пламенный вместо ответа.

— Нет; в этом-то все и дело. Он не…

— Он ее не получил, а вы прочли все эти страницы, сотни страниц, чтобы это узнать? — с изумлением проговорил Пламенный.

Мисс Мэзон была задета, но в то же время ей стало смешно.

— Ведь вы же читаете постоянно биржевые новости, — возразила она.

— Но я-то отсюда кое-что получаю. Это относится к делу, здесь совсем другой вопрос. За это я получаю деньги. А вы что получаете из книг?

— Взгляды, новые идеи, знание жизни.

— Все это и цента не стоит наличными деньгами.

— Но жизнь стоит больше наличных денег, — доказывала она.

— Ну что ж, — сказал он со снисходительной мужской терпимостью, — раз вам это нравится. Полагаю, только это и имеет значение, а о вкусах не спорят.

Несмотря на уверенность в своем превосходстве, он подозревал, что она знает очень много, и испытывал какое-то странное ощущение, подобно варвару, столкнувшемуся лицом к лицу с чудовищной цивилизацией. По мнению Пламенного, цивилизация ничего не стоила, и все же его смутно волновала мысль, что в цивилизации есть что-то, ему неизвестное и ценное.

Однажды он заметил на ее столе книгу, которая была ему знакома. На этот раз он не остановился, ибо узнал ее по обложке. Это была книга о Клондайке, написанная корреспондентом одного журнала; в ней фигурировал и он, Пламенный: была помещена его фотография, а также сенсационная глава, посвященная самоубийству женщины.

После этого он уже не заговаривал с ней о книгах. Он представлял себе, какие ошибочные заключения она выведет именно из этой главы, и чувствовал себя тем сильнее задетым, что заключения эти были им совершенно не заслужены. Что может быть более невероятного: он, Пламенный, и вдруг репутация сердцееда — женщина, покончившая с собой из-за него. Он считал себя несчастнейшим человеком и недоумевал, как это случилось, что именно эта книга из тысячи попала в руки его стенографистки. В течение нескольких дней, работая с мисс Мэзон, он испытывал неприятное ощущение какой-то виновности, а один раз он, несомненно, поймал на себе ее любопытный, пристальный взгляд, словно она старалась выяснить, что он за человек.