День поминовения

Однако кто же этот человек? Она мысленно вернулась назад, пытаясь вспомнить. Розмэри всегда была окружена поклонниками. Они повсюду ее приглашали, звонили. Но среди них не было ни одного, кого бы Розмэри отличала. То есть, конечно, он был, а остальные существовали просто так, чтобы никто не догадался о нем, о единственном. Айрис напряженно хмурила лоб, тщательно просеивая воспоминания.

В памяти всплыли два имени. Должно быть, кто-то из них двоих. Стивен Фарадей? Мог быть и он. Но что Розмэри в нем нашла? Страшно напыщенный молодой человек. К тому же не такой уж и молодой. Правда, говорят, подающий большие надежды политический деятель. Ему прочили в недалеком будущем портфель министра. Его поддерживал весь клан Киддерминстеров с их широкими связями. Не исключено, что в один прекрасный день он станет премьер-министром! Очевидно, все это придавало ему блеск в глазах Розмэри. Нет, едва ли она так отчаянно могла любить такого холодного, замкнутого человека. Но говорят, что его жена страстно в него влюблена и вышла за него замуж наперекор воле своей могущественной семьи. Вышла замуж за человека без имени и состояния, с одним только политическим честолюбием! Но если одна женщина души в нем не чает, то почему не может и вторая? Не исключено, что это был именно Стивен Фарадей.

В противном случае это мог быть только Энтони Браун.

Айрис очень бы этого не хотелось.

Нельзя отрицать, он был верным рабом Розмэри, готов был явиться по первому ее зову. На его смуглом красивом лице всегда было выражение какого-то чуть насмешливого отчаяния. Но это поклонение было слишком явным, слишком он его афишировал, и потому трудно было поверить, что за ним крылось глубокое чувство.

Он как-то странно, неожиданно исчез после смерти Розмэри, и с тех пор никто его не видел.

Впрочем, не так уж неожиданно. Он много путешествовал и раньше и всегда рассказывал про Аргентину, Канаду, Уганду[2], Соединенные Штаты. Айрис считала, что он американец или канадец, хотя говорил он без малейшего акцента. Ничего не было странного в том, что он исчез, и исчез бесследно.

Ведь он был другом Розмэри и не обязан навещать ее сестру и мужа. Но он был именно другом, а не любовником Розмэри. Айрис была неприятна мысль о том, что он мог быть возлюбленным сестры. Это было бы больно, невыносимо больно…

Она взглянула на письмо, которое все еще держала в руке, потом скомкала листок. Ей захотелось выбросить его, сжечь…

И только какой-то инстинкт не позволил ей это сделать.

Придет день, когда это письмо, может быть, понадобится. Она расправила листок, унесла к себе и спрятала в шкатулку с драгоценностями.

Настанет день, когда понадобится объяснить, почему Розмэри покончила с собой.

3

«Что еще прикажете?»

Нелепая фраза неожиданно возникла в памяти, вызвав невольную улыбку. Вопрос, который часто слышишь в лавке, точно отражал ход ее старательно направляемых мыслей.

Словно перебирая товары и один за другим откладывая их в сторону, она пыталась разобраться в прошлом. С эпизодом на чердаке покончено. «Что еще прикажете?» Что же еще?

Во-первых, странности в поведении Джорджа. Последнее время он вел себя очень странно. Айрис давно это заметила. Но вчерашний ночной разговор разрешил все ее прежние недоумения. Отдельные разрозненные фразы, поступки обрели наконец смысл в общей цепи событий.

Затем – появление Энтони Брауна. Собственно говоря, его появление – по времени – следовало поместить перед странностями в поведении Джорджа, поскольку Энтони Браун появился ровно через неделю после того, как Айрис нашла письмо.

Она точно помнила все свои ощущения…

Розмэри умерла в ноябре, а в мае следующего года Айрис, под крылышком Люсиллы Дрейк, начала свою светскую жизнь. Она ездила на званые обеды, ленчи[3], чаепития, танцы, не испытывая от этого большой радости. В основном все это вызывало у нее скуку и чувство неудовлетворенности. Однажды в конце июня на одном из томительных танцевальных вечеров она услыхала, как кто-то произнес за ее спиной: «Неужели это Айрис Марль?»

Обернувшись, она со смущением увидела смуглое насмешливое лицо Энтони Брауна.

– Я не надеялся, что вы меня вспомните, но все же…

Она прервала его:

– Что вы! Я вас очень хорошо помню, отлично помню.

– Превосходно. А я боялся, что вы меня забыли. Ведь мы очень давно не виделись.

– Я знаю. Со дня рождения…

Она умолкла, так и не закончив весело и беззаботно начатой фразы. Краска отхлынула от щек, губы задрожали, а в неожиданно расширившихся зрачках появился страх.

Энтони поспешно сказал:

– Ради бога, простите. Как я мог так жестоко…

У Айрис перехватило горло.

– Ничего. Все в порядке.

Они не виделись со дня рождения Розмэри. Со дня ее самоубийства. Нет, она не будет об этом думать, не будет!

Энтони повторил:

– Я очень виноват. Пожалуйста, простите меня. Может, мы пойдем потанцуем?

Айрис утвердительно кивнула.