День поминовения

Все же Лора решила расстаться с красивым шарфом. Мария Тихоновна приняла подарок охотно и даже, к удивлению Лоры, спросила, новый ли шарф, пощупала и посмотрела на свет.

Через несколько дней, когда Лора пришла вечером за дочкой, в комнате у Смирновых вкусно пахло жареным луком и шкварками. Баба Маня скомандовала:

— Ребята, ложки-тарелки на стол! — Подала кастрюльку с пшенной кашей и сковороду, на которой еще скворчали кусочки сала и золотились колечки лука.— Садитесь, детки, и ты садись, поешь с нами.— Баба Маня похвалилась — выгодно сменяла Лорин подарок.— Добрый кусок сала дал дед, да еще пяток луковиц в придачу, на радостях — младший сын вернулся с фронта. Правда, без ноги, но живой. Говорит: “Бабы плачут, а я им: дуры, радоваться надо. Подарю этот кашней сыну, шею повязывать под полушубок — ишь, ясный какой, аж в глаза бьет”.

Кашу, слегка сдобренную салом с луком, ребята съели в минуту и застучали ложками, подчищая тарелки.

— А добавок? — спросил Саша.

— Добавка не будет, я вам и так хорошо положила, надо маме оставить на ужин. Завтра еще сделаем, не скучай.

— Ура! — крикнул Саша.— Лиля, ты тоже кричи “ура”. Это будет знаешь какой праздник? Самый наш главный праздник Великого Октября!

— Хватит болтать,— баба Маня погнала детей из-за стола.

— А чай, чай будет?

— Будет, вот заварю счас морквы сушеной, будем чай пить.

— С сахаром?

— Ну вот еще — с сахаром, морковка и так сладкая.

Лора по дороге домой думала: какое счастье для нее, для Лильки, что встретилась ей такая добрая женщина. И подарком распорядилась самым умным образом. Тут мысли Лоры перешли на деда, который празднует возвращение покалеченного сына. Столько смертей, столько убитых, такая жестокая и страшная война, может, и она порадовалась бы, вернись Лева пусть и покалеченный, но живой.

Когда за ребенка не тревожишься, и работа спорится. Лора начала перевыполнять норму, и на ее станке уже второй день стоит маленький красный вымпел.

Но для Лоры главное не вымпел, не честь, а количество отточенных корпусов. “Чем больше снарядов — тем ближе победа”. Красное полотнище с этой надписью протянуто в цехе от стены к стене.

Болят плечи, болит спина, гудят набрякшие ноги, в животе полощется жидкий столовский суп. Хочется посидеть, ноги поднять, полежать, вытянуться. Ничего, переживем, перетерпим. До конца смены два часа.

В РАЗОРЕННОМ ДОМЕ Аксинья Кузьминична

Как мы первый год в Зуйках жили? Ой, как жили — вспоминать страшно. Дом наш каменный не сгорел, но остались одни стены — ни рам, ни дверей, ни крыши. А вражины в одной половине подпол себе вырыли поглыбже, от нашего огня прятаться, так еще бы чуток — и стену одну завалили. Печку не порушили, ее мой свекор покойный клал, он был мастер печки класть. Все, что было деревянного, пожгли, хорошо, хоть полы на кухне целы оставили, видно, там и спали.

Пришедши на свое место, и обрадовались и всплакнули. На крышке от погреба состроили мы с Гришенькой салаш из чего-ничего. На огороде нарезали сухих будылей, выросли там репей да чертополох страшной силы, пособирали по селу разных прутьев да веток, попадались и доски небольшие — все пошло в дело Однако понимали — в таком салаше не зимовать. А тут еще беда — никак не упомню, где мы сундук зарыли. В нем мучка, в нем сальца кусок, так нам нужные.

Вскопала я две гряды, посадила картошку, какую в подполе по углам землей заваленную нашла да что с собой притащили из Селихова. У детей отняла, на глазки порезала. Ой, и вспоминать тошно! В своем дворе все углы обшарили, где что обронено было — корку, обмылок, веревку, банку, тряпку — все подобрали, в другие дворы, пустые, Гриша тоже забегивал. Он первый мой помощник и добытчик, то свеклину где-то выкопает, то как-то коробку с манкой в паутине нашел, мы червей повыбрали, провеяли. Ели, что делать — голод не тетка. А то вдруг банку принес жестяную, не раскубренную, с картинкой: баба румяная ест чтой-то с ложки, смеется — вкусно ей, а написано не по-нашему. Я Грише приказываю: брось банку в яму, нам ее не раскрыть—по ней стукнешь, а она стрельнет по глазам или вовсе голову снесет. А Гриша просит: я потихоньку дырочку просверлю,— и давай гвоздем шкрябать. Оказался джем яблочный — вот счастье-то было!

Пришли саперы — мины выкапывать, а то мы далее улицы да огородов и ходить не смели. Пожалели нас солдатики: как ты, мать, с малыми зимовать будешь? Разобрали, что от сараев неспаленного осталось, уладили угол дома, где кухня была, лозы нарезали, привезли цельную машину — плетень плесть, потолок закрывать. Это уж мы потом с Гришей делали, плели да глиной обмазывали. Они и другим помогли, кто с детями: кому землянку вырыли, кому окна забили фанерками да картонками от немецких ящиков-коробок.

Ушли солдатики, оставили нам кой-чего, поделились. Хлеба у нас давно не было, поели — повеселели.

Лето прошло, подошла осень.

К Октябрьским праздникам привезли на село хлеба печеного и всех солдаток оделили. Да еще дали соли — полкило на семью. Обрадовались мы: хлеб — это одна радость, другая радость, что о нас позаботились.