День Праха

– Не играй словами, – возразил Ньеман, все еще вздрагивая от холода. – Ты уверена, что не хочешь кофе?

Зал ресторана ожил, хотя это было сильно сказано. Но лампы уже горели, а за стойкой бара суетилась юная официантка. Под охотничьими трофеями – звериными головами, развешанными по стенам, – витал аромат кофе, в общем-то вполне ободряющий.

Ньеман провел короткую беседу с молоденькой служащей, состоявшей при кофе-машине и ловко управлявшейся с ней. Он заприметил эту девицу еще вчера. Прожив на свете полвека, он сохранил вкусы и желания своих двадцати лет, просто они стали несколько утонченнее, словно сапфировая игла звукоснимателя в сравнении со стальной.

– Эй, Ньеман, вы меня слушаете?

– Что? Да-да, извини.

Они сидели у стойки, опираясь локтями на сверкающий цинк, прямо как в вестерне.

– Так что ты говорила?

– Я рассказывала об опросе жителей…

Кофе поспел. Его аромат проник ему в кровь и сразу согрел.

– Мы начали опрос прямо на рассвете, но, с учетом местной топографии, надежды мало. Вокруг Обители всего несколько отдельных ферм. Да и те стоят вдалеке от департаментской трассы. Поэтому у нас нет никаких шансов, что люди могли кого-то увидеть на шоссе.

– И никто не работал в поле?

– Это посреди ночи-то? Нет, бросьте эту затею, Ньеман.

– А сезонники?

– Придется просить разрешения.

– У кого?

– Ньеман, вы знаете законы не хуже меня: мы имеем право опрашивать рабочих только по очереди, одного за другим. Чтобы сэкономить время, придется это делать прямо там, на винограднике. А если вы захотите попасть в Обитель, нам понадобится разрешение ее хозяев…

Ньеман не ответил. Он всегда пренебрегал подобными формальностями, но прекрасно понимал, что здесь не Париж и Шницлер его не поддержит.

– И все же мы с коллегами кое-чего добились, – продолжала Деснос. – В списке URSSAF[41] нам удалось найти имена сезонников – ведь даже Посланники обязаны сообщать данные о своих наемных рабочих. Теперь мы проверяем, нет ли там сведений о прошлых судимостях.

«Прекрасная идея, лапочка!» – чуть было не сказал Ньеман, но в последний момент прикусил язык. Он не хотел, чтобы его уличили в фамильярности и, пуще того, в дискриминации женского пола.

– А как с бригадой строителей?

– Это у нас запланировано на сегодняшнее утро.

Ньеман понимал, что Деснос проработала всю ночь, и испытывал от этого странное удовлетворение, даже угрызения совести. Она носила обручальное кольцо и, наверно, вела мирную семейную жизнь где-нибудь в этих местах, с мужем, ребятишками и семейным «рено-кангу». Честно говоря, ему нравилось отравлять мирное существование своих коллег – так озорной мальчишка разрушает в сквере песчаный замок товарища по прогулкам, – хотя потом всегда корил себя за эти выходки одинокого тирана.

– Ладно, – сказал он, поставив чашку на стойку бара. – А теперь давай-ка лично допросим начальника стройки. Ты знаешь, где он сегодня трудится?

Стефани перелистала свой блокнотик:

– Он руководит другими работами в ста километрах отсюда, в Сен-Франсуа-де-Поль, это около Липштайна, в департаменте Нижний Рейн. Там есть довольно известная церковь, и…

Ньемана даже растрогали эти прилежные записи в блокнотике, и он дружески похлопал ее по плечу:

– Тогда в путь!

19

– Ты куда это наладилась? – спросил Марсель, увидев, что Ивана крадется между рядами виноградных лоз к Посланникам, собиравшим урожай чуть дальше. – Сезонники должны работать только здесь.

– Вот как? – спросила она с наигранным удивлением. – А я предпочитаю работать вон там, в тенечке.

– Да сегодня и солнца-то не видно.

– Ты идешь со мной или нет?

Марсель не ответил, но стал пробираться между лозами следом за ней. И они дружно взялись за работу, с секаторами в руках и корзинами за спиной. На Марселя нашло вдохновение: он непременно хотел объяснить девушке, что собой представляет гевюрцтраминер. Это вино из северного винограда, стойкого к осеннему холоду и даже к зимним заморозкам; поздний сбор придает ему особую сладость, превращая почти в ликер. Гевюрцтраминер пьют как аперитив, подают к десерту и в новогодний вечер… Но можно также почтить им азиатскую кухню.

– Например, глазированная свинина с вином из Обители – это что-то с чем-то!

Ивана его не слушала. Она презирала вино. В этой страсти к выпивке ей виделась вся нелепость существования какого-нибудь буржуа, кончающего в своем винном погребе, среди бутылок, свою дурацкую, никчемную жизнь.

Зато она внимательно прислушивалась к разговорам Посланников, работавших в двух рядах от нее. Хотя какие там разговоры: они практически не раскрывали рта. А если и раскрывали, то это был старонемецкий, которого она совсем не понимала.

Тем не менее она любовалась самим зрелищем их работы – скупыми, точными движениями, с которыми они срезали грозди, внимательными взглядами, безмятежными лицами… Несмотря на тяжелый труд, выглядели они безупречно. Чепцы для молитв и соломенные шляпы сияли белизной, хотя черная одежда производила мрачное, похоронное впечатление.