День пришельца (сборник)

Затем я сделал несколько панорамных кадров косогора, лесного массива, деревни, гостиницы. Закончив съёмку, отошёл к штакетнику у гостиницы и сел на завалинку. Хорошо бы сфотографировать двухголового Барбоса, но он почему-то не показывался. Известное дело, принцип подлости. Когда очень надо, ничего не получается. Остаётся надеяться, что пока буду ждать, чтобы второй раз сфотографировать столб с указателями, Барбос объявится. И надо попытаться заснять огородника – выманить его на дольку бздыни… Кстати, бздыню тоже можно представить в качестве доказательства, хотя трансгенными продуктами сейчас никого не удивишь. Даже растительным мясом. А вообще, кажется, я, как старатель, набрёл на мощную жилу аномальных явлений. Сам того не ожидая. Какое благодатное поле для исследований!

– …Нет, не полетит, – донёсся из-за угла гостиницы басок.

– Да что ты такое говоришь?! – срывающимся фальцетом возмутился высокий голос. – Как это не полетит? Ещё как полетит!

Из-за гостиницы, ведя перед собой велосипед с крыльями, вышел худой, как жердь, старик, в мятом парусиновом костюме и такой же мятой светлой шляпе, сдвинутой на затылок. Правая штанина была подвёрнута по колено, обнажая сухую тонкую ногу, отчего разбитые туфли казались огромными, как у клоуна. Самым примечательным у старика была борода – длинная, по пояс, и настолько редкая, что можно было пересчитать все волоски. Сопровождал старика пухлый мальчишка лет двенадцати, в тюбетейке, чистеньких шортах и глаженой белой рубашке.

– Не полетит, – поморщившись, авторитетно пробасил мальчишка. – Без дрынобулы ни за что не полетит.

– С дрынобулой что хочешь полетит! – сварливо возразил старик. – А ты без неё попробуй!

– Ты, дед, не гоношись. Без дрынобулы и пробовать нечего.

Старик тяжело вздохнул, задумался.

– Да где ж её взять, дрынобулу? – расстроился он.

– Хробак говорил, что на прошлой неделе видел подержанную дрынобулу в Мщерах на барахолке.

– Хробак тебе наговорит! – возмутился старик. – Верь ему… Он говорит, что и со снежным человеком встречался, автограф у него брал…

– Но насчёт дрынобулы чего ему врать? – не согласился мальчишка.

– Хробаку соврать, что два пальца… – старик запнулся, кашлянул. – В общем, враль ещё тот. А потом, как ты в Мщеры попадёшь? Допуск у тебя есть?

– Нет…

– И у меня нет. Какая тогда разница, есть ли дрынобула на барахолке в Мщерах или её там нет?

Мальчишка развёл руками.

– А без дрынобулы не полетит, – упрямо повторил он.

«Какой ещё допуск в Мщеры? – недоумённо подумал я. – Неужели я был прав, когда предположил, что здесь элитная лечебница для душевнобольных? Но как тогда с этим согласуются вращающийся столб, огородники, домовики? Впрочем, одно другому не мешает».

Старик отстранил от себя велосипед, окинул его придирчивым взглядом.

– Должен полететь! – безапелляционно заявил он. – Зря, что ли, магическими заговорами крылья расписал?

Мурашки пробежали у меня по спине. С каких это пор «Осоавиахим» и «СССР» стали магическими письменами? Нет, прав таки шеф, дурдом здесь ещё тот…

– Не полетит, – покачал головой мальчишка.

– А с косогора?

– Дед, разобьёшься…

– А я попробую!

– Дед, не стоит…

– А я всё равно попробую!

– Может, не надо?

– Надо!

– Разобьёшься, кто собирать тебя будет?

– А ты на что?

– Ну, разве что я…

До сих пор рассудительная речь мальчишки производила на меня благоприятное впечатление, и я почти уверился, что он обычный нормальный паренёк, но последняя фраза расставила всё по местам.

– Тогда поехали?! – фальцетом выкрикнул старик.

– Поехали… – сомневающимся эхом отозвался бас мальчишки.

– На косогор?!

– На косогор…

Они начали взбираться по дороге на косогор. Дед вёл велосипед, мальчишка шёл сбоку, и опять между ними начался спор.

– Полетит! – запальчиво выкрикивал старик, потрясая реденькой бородой.

– Не полетит… – рассудительно возражал мальчишка, но я уже знал цену его рассудительности.

Пока я наблюдал за душевнобольными «воздухоплавателями», к столбу со звёздными указателями подошёл Барбос и принялся совершать дежурную процедуру. Я схватил фотоаппарат и пару раз щёлкнул. Барбос сделал своё дело и гордо, с чувством честно выполненного долга, пошёл восвояси.

– Привет, Барбос, – сказал я.

Пёс остановился и посмотрел на меня четырьмя глазами. Рыжая грудь у него была широкая, передние лапы раскорячены, как у бульдога. Я попробовал в густой шерсти под грудью разглядеть спрятанную пятую лапу, но не смог. Быть может, пятая лапа не передняя, а задняя? Гм… Барбос хоть и двухголовый, но всё-таки пёс, и то, что было у него между задними лапами, к пятой лапе не имело никакого отношения.

Чёрная голова заворчала, белая лениво тявкнула, словно Барбос спрашивал, зачем я его остановил. Вспомнив, что говорила Кузьминична о пятой лапе, я не стал ею интересоваться.

– Никак не могу понять, – сказал я Барбосу, – какая из голов у тебя Бар, а какая Бос?

Головы недоумённо посмотрели друг на друга и пренебрежительно прыснули. Умная псина, понимает… И тогда я решил позлить его.