– Да, – сказал он, – так что же случилось? Я мысленно репетировал свое сообщение о том, что видел на поле для гольфа. Однако мне не представилось шанса произнести речь. Игги начал так энергично, что не было возможности вставить хоть единое слово. Толстый полицейский слушал с недоумением, пощипывая нижнюю губу большим и указательным пальцами. Потом он взглянул на того, другого за высоким столом, и сказал:
– Эй, сержант, здесь двое ребят рассказывают, что они видели избиение на Дайкерских высотах, хотите послушать?
Сержант и не взглянул на нас, он продолжал писать.
Зачем? – спросил он. – У вас что, с ушами плохо?
Толстый снова сел на свой стул и улыбнулся:
– Ну, не знаю, но мне послышалось, что парень по имени Роуз замешан здесь.
Сержант вдруг бросил писать.
– Что такое? – спросил он.
– Парень по имени Роуз, – повторил толстый, казалось, он очень доволен собой. – Ты знаешь еще какого-нибудь Роуза, у кого есть большой серый “паккард”?
Сержант кивнул нам головой, чтобы мы подошли к его столу.
– Ну давай, детка, – обратился он к Игги, – так что нас беспокоит?
Так Игги повторил все снова, и, когда он закончил, сержант только сидел и смотрел на него, постукивая ручкой по столу. Он смотрел на него так долго и стучал ручкой так равномерно – так, так, так, – что моя кожа начала сползать. Я не удивился, когда он наконец сказал Игги твердым голосом:
– Ты славный, умный мальчик.
– Что вы имеете в виду? – ответил Игги. – Я видел все это. – Он указал на меня:
– Он тоже видел. Он подтвердит.
Я приготовился к худшему, но затем с облегчением заметил, что сержант не обращает на меня внимания. Он указал кивком на Игги и сказал:
– Обо всем здесь сказанном, малыш, одно я тебе скажу: у тебя слишком огромный рот для такого маленького мальчика. У тебя что, нет других развлечений, кроме как втягивать других в неприятности?
Вот тогда-то, подумал я, и надо было убираться восвояси, и если я когда-нибудь получал доказательства того, что лучше не вмешиваться в дела взрослых, так это именно в тот момент. Но Игги не шевельнулся. Он был силен в споре. Он умел отказаться от своих резонов, когда он был не прав, но в тот раз он чувствовал свою правоту, его убежденность подогревало попрание нравственности.
– Вы мне не вериге? – резко спросил он. – Клянусь святым Петром, я был там, когда это случилось. Я был совсем близко!
Сержант был мрачен как туча.
– Хорошо, ты был рядом, – сказал он, – а теперь выбрось это из головы. И держи рот на замке. У меня нет больше времени на пустые разговоры. Давайте, идите отсюда!
Игги был так взбешен, что даже большой полицейский значок, оказавшийся прямо перед его носом, не смог испугать его.
– Ну и наплевать, что вы мне не верите. Ничего, я расскажу отцу тогда посмотрите!
От наступившей вслед за этим тишины у меня зазвенело в ушах.
Сержант сел, уставившись на Игги, а Игги, слегка испугавшись собственной вспышки, уставился на него. Думаю, его посетили те же мысли, что и меня. Кричать на полицейского было все равно что ударить его. Теперь мы оба кончим жизнь в тюрьме. Кроме того, в отличие от Игги я не испытывал праведного гнева. Что касается меня, то он заманил меня в ловушку, и я должен был расплачиваться за его безумие.
Помнится, я ненавидел его тогда даже сильнее, чем сержант.
Сержант наконец повернулся к толстому полицейскому.
– Съездите на машине к Роузу, – сказал он, – объясните ему ситуацию и попросите приехать сюда. Да, еще: узнайте у парня его фамилию и адрес и привезите его отца. Тогда посмотрим.
Итак, это был мой первый и единственный опыт пребывания в полицейском участке, когда я сидел на скамье, следя за маятником больших настенных часов и вспоминая все свои грехи. Примерно через полчаса вошел толстый полицейский с мистером Роузом и отцом Игги. Но мне казалось, что прошло около года, долгого, несчастливого года.
Удивило меня то, как выглядел мистер Роуз. Я был почти уверен в том, что его приведут силой, дерущегося, сопротивляющегося, – ведь это сержант не поверил Игги, а мистер Роуз знал, что все так и было.
Но я ошибся. Мистер Роуз выглядел так, словно явился с дружеским визитом. Он был одет в отличный летний костюм, спортивные черные с белым туфли и вдобавок курил сигару. Он был абсолютно спокоен и учтив, и вот что странно: складывалось впечатление, что он здесь всем распоряжается.
Совсем иначе выглядел отец Игги. Должно быть, его застали, когда он в одном исподнем читал на крыльце газету, потому что его рубашка была небрежно засунута в брюки так, что один край свисал. И его поведение давало повод думать, что он совершил что-то противозаконное. Он громко сглатывал, вертел шеей, словно воротник был ему тесен, все время нервозно поглядывая на мистера Роуза. Он производил совсем не то впечатление, что обычно.
Сержант указал на Игги.
– Ладно, парень, – сказал он, – теперь рассказывай всем то, что рассказал мне. Встань-ка, чтобы все слышали.