День рассеяния

— Передай, рыцарь, своему королю следующее наше обращение: «В недавней битве войско Ордена было разгромлено и побеждено. Сокрушенные невзгодой, мы пришли к тебе, почитая тебя миролюбивым победителем. И вот я, которому это ближе всего, ибо я действую за павшего в бою великого магистра, призываю тебя, король, во имя господа нашего Иисуса Христа и его крови, пролитой во спасение рода человеческого, и во имя матери божьей, благословенной девы Марии, вскормившей самого господа, отвратить от нас меч мщения и не стремиться уничтожить наш Орден навсегда. Мы же и ныне и впредь открыто признаем, что получили от тебя, король, вечное благодеяние, если ты примешь для Литвы землю Жмудскую, а для себя земли Добжинскую, Кульм-скую, Михаловскую и Поморскую, но оставишь Ордену земли Пруссии, приобретенные от варваров за века кровопролитных войн!»

Королевское окружение в это время гадало вслух, о чем просит Генрих фон Плауэн: сохранить Мальборк? не трогать часовни? оставить крыжакам хоть бы одно мальборкское комтурство? откупиться золотом, которого, по рассказам, полно во всех башнях Верхнего замка? Некоторые бурчали: мол, что с ним толковать, выходи, слагай оружие и бухайся на колени, а уж мы поглядим, что взять, что оставить! Некоторые мечтали: эх, рубанул бы его Збышек от уха к уху; эх, взял бы его Збышек за ворот да сюда — и конец осаде!

Вскоре маршалок прискакал и, стараясь быть точным, доложил большому совету условия свеценского комтура. Радные паны взревели, поднялся галдеж, каждый драл глотку, никто не жалел ругани и проклятий. Король насупился, прикрикнул молчать, стал спрашивать мнения. Большинство настаивало требовать сдачи крепости. Говорили: все комтур врет — старается уберечь столицу; обычная крыжацкая уловка: притвориться хромой, несчастной овечкой, отвести удар н опять вгрызться в горло! Столько добыто, вся Пруссия у ног. Что ж, ее за здорово живешь, из милосердия обратно отдать? Из милосердия в церкви грошики дают, да и то не каждому — убогим; а эти разбойники немецкие за милостыню земли считают, словно не их рубили неделю назад, не их землей присыпали у Танненбергской церкви. Что осталось от них, от могущественного, непобедимого их Ордена — пяток замков да тысчонка другая недорезков, которые тут же сдадутся, как мы в Мальборк войдем. И сколько они продержатся за своими стенами? Чем? Воздухом? Манну небесную пошлет им господь? Вот если посыплет вместо дождя — дело иное. А так две недели, пусть три. Сожрут коров, козлов, котов, а дальше друг друга начнут жрать, кирпичи свои начнут грызть! Крошку хлеба будут просить на коленях. Одна их наглость требует наказания! К стенке приперты, рогатина давит на кадык, но все равно — не троньте ничего, все наше! Такой дух у них настырный, бодливый! Комтуришка в Свеце отсиделся, меча не видал, хорохорится. Пусть выйдет в поле, мигом спесь слетит. Ни за что не соглашаться! Если через неделю осады предлагают за мир столько, то через две в три раза больше назовут! Зачем же тогда Юнгингена секли, всех братьев, все плащи с коней сковырнули? Какая была битва, такой нужен и мир! Не то позор Короне, весь свет обхохочется.

Король колебался: уйти от Мальборка, согласиться на скромный мир — означало спасти Орден, взять Мальборк — конец Ордену навсегда. Конечно, когда начинали войну, о большем, чем предлагал сейчас Плауэн, не мечталось, но и победы такой не предвидели. Обстоятельства изменились — иной должен быть мир. Удовольствоваться тем, что дают, если можно получить все,— простится ли ему такая ошибка? Он спросил, что думает Витовт. Великий князь предлагал согласиться. В ответ послышалось ворчание панов, что князь Александр свои Жмудь и Судавы получает, а больше ему и не положено, у него за польские дела и успехи голова не болит. Ему Крулевец, Бальгу, Бранденбург отбивать надо у крыжаков, а нам наши замки, где мы наместниками или державцами, выходит, назад возвращать. Надержались неделю, понаместничали пять дней — хватит, откатывайся, пусть недорезанные приходят, садятся силу нагуливать, через год вновь под Грюнвальд идти? И король думал так же: с крыжаками мир непрочен, они не мирные, отлежатся, отожрутся и опять за меч. Вечное благодарение обещает! Знаем мы это благодарение — звездышем в лоб! Да что ж мы, себе враги? Едва подрезали стервятнику крылья, и на — живи, нам своей крови не жалко, взлетай, черный орел, помни доброту дураков!

— Ответь свеценскому комтуру так,— сказал Ягайла маршалку,— То, что он нам отдает, мы уже имеем, и благодарить его нам причины ист. Но если он сдает Мальборк и остальные земли, которые упорствуют смириться, то я не откажу Ордену в подобающем возмещении.

Генрих фон Плауэн, узнав королевский ответ, удивился:

— Неужто это окончательное решение?

— Бесповоротное! — ответил Брезинский.