Читаем День рассеяния полностью

громы грохотали прямо над городом, над таборами полков, мрак взрывался связками молний, они били в Витов-тов замок, куда уже прибыл князь, в Коложскую церковь, по табунам, обозам, дворам, и лило, лило часами, как в потоп. Неман замутился, нес лесной сор; возникли непредвиденные заботы с питьевой водой; но что было хуже — ливневый паводок закрыл броды, а на берегу скопились тысячи телег и прибывали новые. Великий князь приказал возить подводы плотами; более полусотни паромов с восхода до захода стали сновать по реке. Приходившие хоругви задерживались на ночевку и вплавь переправлялись на левый берег. Уже двигались к Цареву гродненский, новогрудский, волковыский, Виленские и трокские полки. Третьего числа пришли медницкая, ковенская и лидская хоругви, князья Друцкие привели оршанцев, князь Юрий Михайлович Заславский — минскую хоругвь, князь Александр Владимирович — слуцкую. Назавтра привалили смоляне с мстиславцами, Иван Немир с полоцким полком, князь Василий с витебским, прибыл Семен Ольгердович с полком новгородцев. Вечером вдоль Немана дымили сотни костров, косяками ходили кони, вповалку ложились спать мпогие тысячи людей.

Витовт полные дни проводил на переправе — торопил, сердился, хвалил, смотрел, как сотня за сотней соступает в Неман, сносится течением и выходит из реки. Давно не был так бодр, спал по пять часов, с рассветом — в седло, выносился из замка в хоругви, на ходу разрешал десятки забот, считал приходящие полки и дружины, порядковая злую толпу у паромов, опять мчался в замок, советовался с князем Семеном и Монивидом, диктовал нотариям и дьякам письма — все делалось с охотой, весело, легко; сам дивился, откуда брались силы; словно еще раз молодость пришла, словно скостила половину годов радость начавшегося похода. И все как нельзя лучше удавалось: гонцы от Петра Гаштольда, ведшего войско к Нареву, приносили утешительные вести — посланные прежде весняки 12 загатили топи хорошо, дороги расчищены; и сюда, в Гродно, хоругви приходят в назначенный срок; Орден предложил перемирие до купальской ночи — теперь можно идти через мазовецкие земли, не боясь внезапного нападения и невыгодной, своими только силами, битвы с крыжаками; даже в малостях ничто не вызывало досады — не считая двух ошмянскнх бояр, убитых молнией, никто не погиб и не утонул при переправе. Веселило п полученное в последний день мая письмо ливонского магистра фон Ветингофа с объявлением войны. Все-таки Юнгинген принудил ливонцев вступить в драку, но что с того? Ветингоф нарушит рубежи в последний день лета, в запасе полных три месяца. Радовала присылка Великим Новгородом полка — еще одна хоругвь, которая вовсе не помешает в сражении, и явный знак подначальности новгородцев Великому княжеству.

Наконец пришли пять тысяч татар Джелаледдина, более года кормимые для этого похода; недолго постояли на берегу и по мановению руки своего хана, молча, не сходя с коней, отрядами пошли в воду. Несколько часов Неман пестрел татарскими халатами.

Больше ждать в Гродно было некого; кто должен был прийти — пришел. Великий князь, сопутствуемый Семеном Ольгердовичем, Монивидом, Цебулькой и десятком телохранителей, переплыл реку и, обгоняя хоругви, помчал к Нареву. Лесные дороги на десятки верст были забиты войсками. Витовт восторженно говорил князю Мстиславскому:

— Гляди, Семен, сколь народу, сколь прет мужиков! Считанные разы за жизнь увидишь такую силу. Много помню походов, а так крупно не выправлялись. С немцами ходил на Вильню, считалось, крестовый поход, не счесть было сброда, но не сравнить, как мы сейчас идем. На Смоленск, на Москву ходили — немалые были полки, а все ж меньшие против этих. Только на Ворсклу, будь она неладна, скопище вели. Вот второй раз за шестьдесят своих лет и вижу такое множество, воинов. А ведь тут половина, еще столько же прибавится через неделю. А когда с Ягайлой объединимся — сколько станет! Вовеки так никто не ходил.

— Обратно бы столько привести,— рассудительно отвечал князь Семен.— Вот идут, хохочут, веселятся, а считай, каждый третий последние деньки доживает, уже отмечен ангелами па скорбных листах.

— Дело божье! — не опечалился Витовт.— И мы с тобой не заказаны. Пока живы — порадуемся, а побьют — пусть живые о нас погрустят. Не самим же себя оплакивать!

На шестой день пути войско стало над Наревом и здесь несколько дней отдыхало в ожидании полного сбора хоругвей. Одиннадцатого числа одновременно подошли брестский, пинский, могилевский, дрогичинский, мельницкий полки, потом явились волынцы — кременецкая, луцкая, владимирская, ратненская хоругви, пришел с подолянами Иван Жедевид и с

ними вместе отряд молдаван, и уже последними притянулись киевляне, князь Александр Патрикеевич со своими стародубцами и новгород-северская хоругвь князя Сигизмунда Корибута.

Перейти на страницу:

Похожие книги

Адмирал Колчак. «Преступление и наказание» Верховного правителя России
Адмирал Колчак. «Преступление и наказание» Верховного правителя России

Споры об адмирале Колчаке не утихают вот уже почти столетие – одни утверждают, что он был выдающимся флотоводцем, ученым-океанографом и полярным исследователем, другие столь же упорно называют его предателем, завербованным британской разведкой и проводившим «белый террор» против мирного гражданского населения.В этой книге известный историк Белого движения, доктор исторических наук, профессор МГПУ, развенчивает как устоявшиеся мифы, домыслы, так и откровенные фальсификации о Верховном правителе Российского государства, отвечая на самые сложные и спорные вопросы. Как произошел переворот 18 ноября 1918 года в Омске, после которого военный и морской министр Колчак стал не только Верховным главнокомандующим Русской армией, но и Верховным правителем? Обладало ли его правительство легальным статусом государственной власти? Какова была репрессивная политика колчаковских властей и как подавлялись восстания против Колчака? Как определялось «военное положение» в условиях Гражданской войны? Как следует классифицировать «преступления против мира и человечности» и «военные преступления» при оценке действий Белого движения? Наконец, имел ли право Иркутский ревком без суда расстрелять Колчака и есть ли основания для посмертной реабилитации Адмирала?

Василий Жанович Цветков

Биографии и Мемуары / Проза / Историческая проза