День Расы

Мы снова трахаемся. До самого утра, будто ровно в 6:00 нам запретят этим заниматься навсегда.

* * *

Рексу уничтожили на следующий день.

Я ухожу на работу и занимаюсь тупой рутиной, надеясь, что после посвящения для меня найдется в Сопротивлении иное занятие. Более полезное. Генерал придерживается старой линии поведения. Он перевоплощается в скучного занудного типа, которого ничто в окружающем не интересует. Только когда он смотрит в мою сторону или передает сообщение по локальной сети, я чувствую его истинное присутствие. Мы — призраки, постепенно обретающие плоть.

Я чувствую, как внешняя среда меняется. Но я еще ничего не знаю о начале крупномасштабного наступления на режим.

Тогда же произошло нечто еще. Один из людей в офисе проявил себя с неожиданной стороны. Он стоял на пороге дверей начальника и говорил:

— Если вы позволите снова упрекнуть меня в чем-либо, касающемся моей национальности, мы будем разговаривать по-другому. Я предупреждаю.

Этот парень с рыжеватыми волосами и глазами цвета полуденного неба пришел к нам полгода назад. Он был из породы кротких овечек, а сейчас его голос крепок и спокоен. Я как раз проходил мимо, когда уловил эти слова. Для начальника проблема в том, что парень — русский, и он жалеет, что принял его на работу.

Я стою неподалеку от двери. Я слышу голос человека, обретшего смысл жизни, того, кто больше не желает поклоняться призрачному праву чужаков управлять собой. Выходя из офиса начальника, парень встретился со мной взглядом. Мы разошлись молча, понимая, что здесь не место и не время, чтобы выяснять подробности. Я посылаю Генералу сообщение из одной строки: «Он один из нас?» Генерал отвечает: «Да. Уже пять дней».

И снова рутина. Она требует от меня присутствия в офисе до пяти часов вечера, и я высиживаю время до конца. По эффекту это сходно с китайской пыткой водой. Капли падают тебе на лоб до тех пор, пока ты не свихнешься.

Я прихожу домой с полным отсутствием всяких желаний. Колючка не требует меня сегодня, зато спустя полчаса приходит Света и говорит, что ее собаку убили. Освободившись раньше, моя блондинка отправляется прогуляться. Сегодняшний маршрут оказывается длиннее обычного, а Света, погруженная в свои мысли, этого даже не замечает, пока не слышит визг тормозов. Из-за угла, нарочно заехав на газон, вылетает иномарка. Рекса не успевает даже гавкнуть, как ее накручивает на переднее колесо. Шкура растягивается и лопается от натяжения и то, что под ней, сминается в аморфный ком. Из куска мяса торчат кости. Света стоит и смотрит на происходящее. Несколько секунд принимают размеры вечности. Проклятие матери сбылось. Из массы того, что остается от Рексы, смотрит непонятно как уцелевший глаз, и переднее правое колесо иномарки все в крови. Машина дает задний ход, отовсюду смотрят люди.

Из машины появляются черные. Света говорит, что узнала их. Уроки Олеси ей ничего не дадут сейчас, потому что врагов слишком много.

Света испытывает цунами ярости и гнева.

Они выслеживают ее и убивают собаку, намекая этим, что в следующий раз и блондинку ждет то же самое. Черный стоит напротив Светы и брызжет слюной ей в лицо. Из пасти его воняет гнилью, и он пропитан запахом анаши. Он говорит, чтобы она передала привет «своему поганому белому ёбырю», они и до него доберутся. Смеясь, черные садятся в машину.

Собираются люди, двор гудит от голосов. Пожилые женщины и старухи возмущены и полны праведного гнева. Одной из них почти плохо — раздавленная собака не прибавляет самочувствия. Света просит у одной из них ручку и обрывок бумаги. Ей дают их. И взирают с соболезнованиями. Возможно, девушка сошла с ума. Пропуская мимо ушей все увещевания, презрев слова утешения, моя блондинка записывает номер иномарки.

Ее гнев и ярость становятся ледяными торосами с острыми, как бритва, краями. Они окрашены отблесками кровавой зари.

Забрав поводок, Света уходит.

Она стоит обняв меня и молча льет слезы в черную рубашку на моем плече.

— Я не хочу идти домой, — говорит она. — Я не хочу идти домой. Я не хочу идти домой. Я не хочу идти домой…

— Ты не пойдешь. — Что мне сказать еще? Я забираю у нее из вспотевшей руки листок с номером машины. — Пожалуйста, останься.

Один конец поводка окрашен кровью, брезент оборвался рядом с карабинчиком, что крепился к ошейнику.

* * *

Из моей бутылки с пивом выплескивается пена. Думая о Свете, я плачу. Я пьян и меня несет неизвестно куда. Я вижу созвездия, повисшие над нашими с Колючкой головами и над двором. Твержу великану, что Света может сделать что угодно пока меня нет. Конечно, конечно, конечно, я боюсь за нее. Я твержу, что схожу с ума от ужаса.

— Она с наставником? — спрашивает Колючка.

— Да, наверное.

Мой голос точно и не мой. Он доносится из глотки неупокоившегося мертвеца.

Колючка говорит:

— Через полчаса тебе могут доставить их.

— Кого?

— Тех, кто убил вашу Рексу.

— Как это возможно?

Я утираю слезы с глаз. Моя старая жизнь расползлась по швам. Сейчас во мне нет ничего, кроме скорби. Я оплакиваю и себя, и Свету, потому что мы прошли свою точку без возврата.