День разгорается

— Поймите, что же это такое?! Ведь все эти рабочие дружины, боевые десятки и тому подобное — ерунда по сравнению с прекрасно вооруженными и дисциплинированными солдатами! Ведь рабочих перебьют, как куропаток!.. Надо что-то предпринять!.. Надо пойти, растолковать!.. Неужели эти эсдеки такие фанатики, что не послушаются голоса благоразумия?!

— Угу... — неопределенно промычал секретарь.

— Что? Вы сомневаетесь? Вы думаете, что они не станут слушать?!

Секретарь как-то странно, сбоку поглядел на Пал Палыча. У секретаря насмешливо сверкнули глаза.

— Думаю, действительно, что они не станут слушать....

— Почему? Но почему же?

— Потому что, сдается мне, они и сами не без головы!..

Пал Палыч неприязненно взглянул на своего долголетнего сотрудника: этот человек иногда поражает своими странностями! Что он, сочувствует вооруженному восстанию?!

— Удивляюсь я вам, — продолжал секретарь, не переставая усмехаться. — Очень удивляюсь, Пал Палыч... Ведь ясно, как божий день, что социал-демократы и всякие другие социалисты стоят на какой-то прочной платформе... пусть даже, с нашей точки зрения, неправильной. Но они взрослые люди и никаких советов со стороны они, конечно, не будут и не должны слушать... Я, по крайней мере, на их месте так же поступал бы...

— Что значит — со стороны?! — возмутился Пал Палыч. — Надеюсь, вы не забыли, что и я революционер... только более позитивный... Мне интересы народа, революции дороги не меньше всяких там эсдеков, эсеров! Почему они считают себя непогрешимыми!?

— Потому же, — невозмутимо отпарировал секретарь, — по тому самому, что и вы... Вы...

— Ах! — махнул безнадежно и огорченно рукой Пал Палыч. — С вами невозможно говорить!

Секретарь опустил голову, насмешливые глаза его зажглись лукавством.

Перескакивая на другое, Пал Палыч со вздохом сказал:

— Вот если бы у вас были дети... Взрослые дети... Тогда бы вы поняли, кто прав, а кто заблуждается... Посмотрите, куда они потянули за собой нашу молодежь!.. Ведь на гибель, на верную гибель!.. Это ужасно!..

Секретарь поднял голову, собрался что-то сказать, но промолчал.

У Пал Палыча было растерянное, злое лицо.

23

Гайдук не был трусом. Он знал, что служба его полна опасности и риска. Особенно в такое тревожное и тяжелое время. Знал он также, что если его узнают теперь, когда он бродил по городу переодетый в штатское, кто-нибудь из революционеров, то может выйти очень большая неприятность. Поэтому жене своей он неоднократно заявлял:

— Тебе бы почаще господу богу надо бы молиться за меня! Для отвращения опасности!.. Понять должна: в невероятном риске нахожусь!..

На улицах Гайдук порою сжимался, съеживался и испуганно оглядывался: внезапно ему казалось, что вот прохожий поглядел на него узнавшими глазами и собирается что-то крикнуть. Но страхи бывали напрасны. И от напрасных этих страхов мутило душу и во рту почему-то был неприятный привкус.

После встречи с Максимовым, когда ротмистр был необычно весел и бодр, Гайдук тоже приободрился и стал смелее и уверенней. Смело и уверенно вышел он из дому, где виделся с начальством, оглянулся по издавней привычке по сторонам и пошел, поскрипывая галошами по обледенелому тротуару.

Прохожих было мало. Гайдук шел и мечтал о дне, когда он, наконец, примется за обычную свою службу и когда опять почувствует, что все вокруг прочно и незыблемо: и чины, и награды, и сам господин ротмистр Максимов и императорская, самодержавная Россия.

Через дорогу, наперерез вахмистру шла кучка рабочих. Они разговаривали между собой с жаром и громко. Один из них взглянул на Гайдука, что-то как будто вспомнил, пригляделся и толкнул плечом своего соседа. Гайдук быстро заметил этот взгляд и это движение. Гайдук облился горячим липким потом. Рабочие подошли к нему вплотную. Его дорога была преграждена.

Взглянувший на Гайдука рабочий раздумчиво сказал:

— Вроде как знакомая личность... Слышь-те, ребята, вот памятна мне эта личность, а что бы это было? А?

— Ты что? — равнодушно спросили его спутники.

— Очень знакомая... — продолжал рабочий. — Слышь-те, наискосок вроде такой живет, на моей улице. Жандарм...

— Да что ты? — надвинулись на товарища и на Гайдука заинтересованные рабочие. — Этот самый?

Гайдук метнулся в сторону, но сдержался.

— Напрасный поклеп! — крикнул он возмущенно. — Вполне напрасный!.. Я человек рабочий... Надо доказать, что жандарм!..

— Можешь доказать? — обратились товарищи к рабочему.

— Личность знакомая... — приглядываясь к вахмистру, неуверенно повторил рабочий. — А кто его знает, может и не он. Слышь-те, ребята...

Неуверенность рабочего взбодрила Гайдука. Притворяясь возмущенным, он в упор взглянул на него:

— Этак самого честного человека обидеть можно! Что ж это такое?!