Огородников, у которого в Спасском предместье жил кум, пришел сюда уже тогда, когда эта жалость начала крепнуть и разрастаться. Он был растерян и смущен. Люди, с которыми он был связан и которые потянули его за собой в уличную борьбу, куда-то исчезли. Он остался оторванным от всего, ему некуда было податься. Сунулся он в железнодорожное собрание, но там были солдаты, стал разыскивать Емельянова и Потапова — не нашел. Хотел добиться сведений о Павле — и ни у кого и нигде не мог.
У кума, работавшего на небольшом кожевенном заводе, было сумрачное лицо, когда явился к нему Огородников. Кума томило похмелье, у него трещала голова, он тщетно искал полтинник на опохмелье. И встретил он Огородникова хмурым вопросом:
— Деньги, Силыч, есть?
— Какие! — махнул рукой Огородников. — Ребятишек голодными дома оставил... А ты как, Афанасий Иваныч, гулял, что ли?
Кум скривился, словно от зубной боли.
— Гулял... Будь оно проклято!
— Что так? — заинтересовался Огородников.
— Ввязался я в дело одно. А оно, выходит, вроде и зря, и совестно...
Огородников пригляделся к куму, заметил, что того томит не одно только похмелье, замолчал и не стал расспрашивать. Но кум сам заговорил и рассказал о юрком человечке, который неделю назад пришел в Спасское предместье, принес вина и принялся расписывать всякие чудеса. От этого юркого человечка кум перешел к появлению переодетого полицейского надзирателя, призывавшего расправиться с крамолой, которая мешает правительству устраивать получше жизнь рабочему люду. Затем — о торжественной архиерейской службе в соборе, откуда толпа пошла по городу...
Огородников, у которого по мере того, как кум рассказывал худое лицо наливалось кровью, не выдержал и сильно выругался.
— Ты за что же это? — удивился кум.
— За что?.. — освирепел Огородников. — Да ты вроде христопродавца, на своего брата рабочего человека пошел!.. Там кого били? Кровных трудящих людей!.. Нынче по всей Рассее переворот жизни происходит, окончательное очищение от тяготы и кабалы, а ты супротив!.. Тебя поманили полбутылкой, полицейский крючок залил тебе триста с листом, ты и поверил!.. Эх, ты!..
Кум молча слушал Огородникова. Глаза у кума были опущены и дышал он тяжело.
— Слышь... — нерешительно проговорил он, когда Огородников угрюмо замолчал и насупился. — Слышь... Тут не я один в это дело ввязался... Ну, теперь понемногу смекаем, что ошиблись... Занапрасно всю эту волынку затеяли. Ей-богу, смекаем!..
— Поздновато!.. — сердито заметил Огородников. — Поздновато, говорю, смекать начали. Без всякого понятия! Вот ты того не сообразил, что от начальства, какое оно ни на есть, всегда обман и каверза идет...
— Знаю! — досадливо перебил кум.
— Знаешь, а поступки у тебя какие?!. Вот рассказывают, что около железнодорожников-то немало людей покалечили, может и до смерти. Это как надо понимать?
— Убивать не убивали... — тихо возразил кум. — Бока намяли...
— Эх ты-ы!.. — горестно вздохнул Огородников. — На кого пошел? На самого себя ведь!.. А все твоя пьяная привычка. Зальешь глаза и ничего не понимаешь!..
Кум молчал. Замолчал и Огородников.
Когда, немного посидев в тягостном и суровом молчании, Огородников стал уходить, кум виновато сказал:
— Ошибся я, Силыч! Понятно мне, что зря я это все. А ты только то прими во вниманье, что не я один... И есть которые не сознают ошибки... Округом есть некоторые...
— А это самые может отъявленные пьяницы и шантрапа! Рабочий человек в такие дела соваться не станет. Совесть ему не дозволит!..
Не сознававших своей ошибки оказалось в Спасском предместье очень немного. Они еще продолжали бахвалиться и заноситься тем, что с ними запросто беседовал сам полицеймейстер и что они с удовольствием и впредь пойдут бить забастовщиков и жидов. Но однажды вечером одного такого бахвала подкараулили на улице молодые ребята, окружили его и стали чинить ему допрос:
— Забастовщиков ходил бить?
— Ну, ходил! — оглядываясь, как затравленный зверь, ответил допрашиваемый.
— От фараонов водку получал?
— А вам какое дело?
— С полицией снюхался? Печки-лавочки вас там с нею?
— Да пошли вы от меня к...
— Но, но! Легче! Мы тебе пошлем!..
Ребята обступили парня теснее, и вид у них был внушительный и грозный. Парень понял, что дело принимает скверный оборот, и попытался выкрутиться.
— Да вы что, ребята, да я разве что-нибудь?..
— Ладно, ладно! С полицией возжался, безвинных людей избивать ходил, а теперь расплачивайся!..
— Ребята!.. Ох!.. За что же?.. Ой!..
Ребята избили парня и напоследок пригрозили:
— Не вздумай жаловаться, а то и насовсем тебе нутро отшибем!..
Жаловаться избитый не стал. Но назавтра же по всему предместью стало известно об этом случае. И почти все с веселым злорадством хвалили ловких и догадливых ребят:
— Справедливо поступили! Так ему и надо!
— Вот еще бы других, которые шлялись с попами и крючками. Тех бы тоже поучить!
— Чтоб неповадно было!