День рождения

Ютка пристально посмотрела на нее. Бори не выдержала этот взгляд и отвела глаза в сторону. И чего эта Ютка во все лезет?! Неужели это такое великое событие, что ты в час уходишь из школы, а домой приходишь к двум?! Во взгляде Ютки было что-то такое, что обижало Боришку, будто Ютка собиралась ей сказать нечто подобное тому, что обычно говорил отец. Господи, да когда же она оставит ее в покое?! Может, это просто зависть? Да, Ютка, наверное, завидует ей, что вернулся Рудольф? Стоило, правда, Боришке подумать об этом, как она тотчас же устыдилась своей мысли, понимая, насколько она несправедлива: Ютка никогда никому ни в чем не завидовала. Тогда, может, она в душе смеется над нею? Тем хуже! Они могут вовсе и не дружить, у нее и так достаточно подруг! Та же Сильвия!

— Ну, тогда сервус!

И Ютка пошла дальше. Бори посмотрела ей вслед и невольно подумала о том, что если бы у нее было такое черное пальто «дудочкой», как у Ютки, перешитое из жакета покойной матери, то она, наверное, расплакалась бы от горя и, уж конечно, не стала бы в нем показываться на людях. А у Ютки железные нервы!

Со стороны Медной улицы в их улицу завернула повозка, доверху нагруженная дровами и коксом. Ютка побежала навстречу, а Бори пошла в обратном направлении, к гимназии Беньямина Эперьеша.

Мимо проехал троллейбус. Бори заглянула в него, но в кабине водителя сидел не отец, а крестный Келемен, так что она спокойно перебежала на другую сторону улицы. Огромное здание универмага «Радуга» сияло в быстро наступивших сумерках освещенными окнами. Их свет манил к себе Боришку, как заблудшего путника далекий огонек. На улице было много народа, больше чем обычно: возвращались домой ребята и девочки из их школы, а со стороны площади шли и вливались в толпу «эперьешевцы» из гимназии. «Может, я успею еще догнать Сильвию, — подумала Боришка. — Ведь если она уже будет дома, мать, того и гляди, еще не пустит ее со мной, а тогда я сумею забежать к ней только через несколько часов, и совсем не останется времени на покупки…»

Платье ожидало ее в витрине. Бори смотрела на него, как на свою старую знакомую, которая хотя и не может сама разговаривать, но узнает ее. Таким красивым Боришке еще никогда не казалось это платье, как сейчас. Под свинцово-серым небом, как бы отделенным прозрачной пеленой падающих снежинок, оно ярко выделялось на фоне серебряных и золотых елочных украшений, сверкающих в витрине. Пол витрины был устлан искусственным снегом; на нем стояли маленькие санки, а вокруг были разбросаны дорогие украшения, словно какой-то щедрый волшебник предлагал их в подарок всякому, кто только пожелает. Боришка бросила быстрый взгляд на платье, точно накоротке поздоровавшись с ним, и тут же отвернулась. Напротив «Радуги» помещалась гимназия Эперьеша, и Боришка смотрела на ворота. Сильвия имела обыкновение уходить из класса последней; после занятий она забегала в туалет, приводила там прическу в порядок и слегка подкрашивала губы.

Наконец она появилась. На ней была синяя дубленка; под мышкой — светло-коричневый портфель; на руках — красные перчатки. Сильвия ходила с непокрытой головой — на ее высокой прическе оседали снежинки.

Боришка побежала к ней, не обращая внимания на красный свет светофора, — ей некогда было дожидаться, пока он покажет зеленый. Полицейский, увидев, как она лавирует между машинами, даже погрозил ей своим жезлом. Снова проехал троллейбус, — лишь бы ее не узнал кто-нибудь и не передал отцу!

Только сейчас она почувствовала, как недоставало ей последнее время Сильвии: за минувшие две недели ее подружка почти не находила для нее свободной минутки.

Еще издали Боришка принялась махать сумкой, чтобы Сильвия заметила ее и поняла, что произошло какое-то радостное событие. Сейчас она, конечно же, засыплет ее вопросами — ведь Боришка никогда так не бежала к ней навстречу.

Сильвия молчала.

Между ними лежала какая-то странная тишина, которая была тем удивительнее, что вокруг них все бурлило и гудело в предпраздничной суете. Эта тишина, словно окутавшая их, была непонятна и томительна. Сердце Боришки сжалось от жалости. Может, у Сильвии плохие отметки: к ней, бедняжке, всегда придираются преподаватели.

— Ну, и у вас начались каникулы? — спросила Бори и тут же покраснела от смущения: разумеется, такую глупость только она могла спросить — ведь ей прекрасно известно, что во всех школах Венгрии с сегодняшнего дня каникулы.

Сильвия даже не ответила на этот вопрос, прекрасно понимая, что Боришка не за тем встретила ее, чтобы спросить о каникулах.

— Ну, что случилось. Малышка?

Если бы можно было все так легко и просто рассказать! Однако скованность уже пропала — с Боришкой говорила прежняя Сильвия, интересующаяся всем, что касается ее подружки. Торопливо и сбивчиво, проглатывая слова, Боришка начала рассказывать: