— Если она не может заступиться за себя…
— Отпусти!
— Извинись сначала перед лошадью!
— Кто же извиняется перед скотиной? — фыркнул Шариф.
— Извинись, говорю! Раз, два…
— Дур-рак! — Кусканов, которому было хорошо известно, что Миннигали левша, неожиданно перешел в наступление с удобной ему стороны: — Я покажу тебе, «лоб»!
Но Миннигали не хотел сдаваться. Он попытался свалить Шарифа. Однако не успел. Шариф схватил его за шиворот и прыгнул книзу.
На берегу быстро скопилась ватага ребят:
— Миннигали, не поддавайся!
— Шариф, Шариф, так его! Так его, бирьяковского атамана, чтоб не задавался больше!
— Миннигали, дай ему по морде! Вот так ему, вот так!.. Оба парня друг другу в силе не уступали, бултыхались в воде, захлебывались, но схватку не прекращали.
— Ребята, сюда идут! — крикнул Гибади.
В конец обессилевшие, мокрые с головы до ног, Минннгали и Шариф кинулись в разные стороны.
Убегая, Шариф крикнул Миннигали:
— Ну как? Продолжим?
— В другой раз, — откликнулся на бегу Миннигали.
Но Шарифу, видимо, не хотелось вот так просто прекратить драку. Он махал кулаком со своего берега и грозил:
— Вот дождемся зимы! Я тебя тогда в прорубь двухлобой головой суну!
— Еще посмотрим, кто кого сунет! — не остался в долгу Миннигали, но в драку он больше ввязываться не хотел и повернул домой.
— Смотрите! Испугался, сбежал! — кричали ему вслед мальчишки, не удовлетворенные исходом драки.
Миннигали не обращал на них внимания.
Мать во дворе собирала щепки. Он хотел незаметно проскочить в дом, но она оглянулась на скрип двери.
— Пришел, сынок?
— Да, эсей.
— А-а-ай, сынок, где это ты так вымок весь?
Миннигали, не зная, что сказать, замялся:
— Да я… лошадей поил, с базара которые, вот и забрызгался.
— Разве от брызг так бывает? Ты же весь мокрехонек! Простынешь ведь, сынок!
— Тепло же, мама. Кто же простужается в октябре? Я закаленный.
— «Закаленный»! — передразнила мать. — Быстро скидывай с себя все. Прополощу в чистой воде.
— А что я надену?
— Вон на крюке висят отцовские штаны, надевай пока. Штопаные-перештопаные брюки отца доходили ему до самых подмышек. Миннигали закатал штанины до колен и снова вышел во двор:
— Посмотри-ка, осей. Они мне в самый раз!
— Ладно. Подрастешь, начнешь сам зарабатывать, тогда и купишь себе штаны впору. — Мать потрепала Миннигали по волосам. — Иди нащепай растопки для самовара. Чай надо кипятить, отец скоро придет.
— Разве он еще не приходил с базара? — удивился Миннигали.
— Пришел и снова куда-то ушел.
Миннигали привычно и ловко орудовал острым топором. Щепки легко отлетали от толстого чурбака.
VII
На другой день после базара Миннигали явился в школу с опозданием. Постояв минуту в нерешительности у класса, он все-таки осмелился приоткрыть дверь и просунуть голову внутрь:
— Можно, Зоя-апай?
Классная руководительница Зоя Нигматулловна, прервав объяснение, строго посмотрела на Миннигали:
— Почему опоздал?
Миннигали несмело вошел в класс и низко опустил голову:
— Мать стирала…
— Какое отношение имеет стирка к уроку?
— Одежда моя не успела просохнуть.
— У тебя разве нет смены?
— Нет. — Миннигали густо покраснел.
— Ладно, иди садись на место и больше не опаздывай, — сказала учительница.
А мальчишки в это время беспокойно ерзали на скамейках, пересмеивались, шептались о чем-то, глядя на Миини-гали.
— Это после вчерашнего у него не просохли штаны.
— Кусканов во всем виноват.
— Почему Кусканов? Они оба виноваты…
Зоя Нигматулловна Зиганшина, не понимая причины оживления в классе, рассердилась:
— Ну чего расшумелись? Не знали, что матери ваши стирают? — Что тут особенно интересного?
— Зоя-апай, мы не из-за этого… Вчера, когда был базар… — начал Гибади Хаталов, но сидевший рядом с ним Кусканов, нагнувшись, ткнул его в бок.
— Заткнись, все ребра пересчитаю, — сказал он угрожающим шепотом.
Гибади сразу потерял дар речи и, косясь на Кусканова, сидевшего с невинным видом, махнул рукой:
— Да ладно уж!
Тишина в классе была нарушена. Ребята захихикали.
Учительница, все еще ничего не понимая, во второй раз обратилась к Миннигали, до. сих пор не севшему на свое место:
— Губайдуллин, сядешь ты наконец?
Миннигали сел за парту. Дети утихомирились. Лишь Кусканов вел себя неспокойно. Он не слушал стихов Некрасова, которые нараспев и с выражением читала Зоя Нигматулловна, вертелся на месте, пытаясь привлечь внимание Миннигали.
— Эй, «поперечная голова»! «Лоб»! — отчаянно шептал он.
Поскольку Миннигали не смотрел в его сторону, он подтолкнул Ахтияра Хакимьянова, сидевшего рядом с ним:
— Позови «двухлобого», пусть повернется сюда!
Но Ахтияр отодвинулся от него.
Прозвенел звонок. В перемену Кусканов первым подошел к Миннигали:
— Что, до сих пор на меня дуешься?
— Нет, — ответил Миннигали сухо.
— Мир? — улыбнулся Кусканов, показывая ровные белые зубы.
— После уроков будем в Чапая играть?
— Будем!
— Тогда давай руку! — улыбнулся Миннигали.
VIII
Глядя в помутневшее старое зеркало, Зоя Нигматулловна расчесывала на ночь распущенную косу. Потом она ловко скрутила и заколола волосы, привычно пригладила незатейливую прическу и стала поспешно одеваться.