День рождения

И Мака весело бежала по улице, крепко держась за мамину руку, задрав голову вверх, и старалась прочитать все, что написано было на давно знакомой улице.

Глава IV. Упавшие птицы

Хлеб — это самая обыкновенная вещь. Его ешь и даже не думаешь о том, какой он на вкус. И вдруг совершенно неожиданно оказывается, что хлеб — это прекрасная вещь!

Мака узнала это в тот день, когда тетя Катя с утра до вечера вместе с Павликом и с Макой простояла в очереди. Только в сумерках они получили маленькую краюшку черного, плохо пропеченного хлеба. Но Маке показалось, что такого вкусного хлеба она не ела еще никогда в жизни.

Февральские короткие дни бежали быстро. Теперь почему-то все время хотелось есть. Иногда мама, идя на работу, ставила Маку в очередь за хлебом. Маку толкали и жали чужие сердитые женщины до тех пор, пока тетя Катя не отыскивала Макину голову среди чьих-то животов, корзинок и сумок.

— Мака, беги скорее греться, — говорила тетя Катя. — Дверь отперта. Беги скорее.

И Мака бежала через улицу к низенькому красному дому. На подоконнике сидел Павлик, прижавшись носом к стеклу, и смотрел на улицу. Около дверей завивался хвост еще одной длинной очереди.

— Не привезли хлеба, — говорили женщины. — Опять до вечера простоим…

— Вчера в эту лавку привезли, — говорил кто-то. — Только лавочники держат, чтобы потом подороже продать.

— Они наживаются, а мы голодаем!

Мака проталкивалась между злыми замерзшими людьми и открывала тяжелую дверь.

Очередь шумела под окнами. Женщины топали по тротуару ногами, стараясь согреться. Белый морозный пар поднимался над ними.

Потом вдруг толпа начинала двигаться и шуметь. Все начинали шевелиться.

Громкие и пронзительные доносились крики:

— Дайте хлеба!.. Кончайте войну!..

Тогда в круглых шапках, с шашками на боку, со свистками на длинных шнурах приходила нарекая стража — городовые и жандармы. Они толкали женщин и свистели. Они разгоняли очередь. И здесь, около дома, и ту очередь, которая тихо стояла на той стороне. Тетя Катя с мокрым и огорченным лицом, с пустыми руками возвращалась домой.

— Дайте хлеба… Дайте муки!.. — кричали на улице женщины.

И вдруг мука появилась. Белая мука. С треском вылетели стекла в доме, на котором было написано «Полицейское управление». Вылетели деревянные рамы. Из окон полетели стулья, бумаги, толстые папки, перевязанные тесемками. И густым белым облаком посыпалась мука.

Из дверей дома бежали обсыпанные мукой толстые городовые. Они бежали, придерживая шашки, разметая по улице муку.

За ними бежали люди, мужчины и женщины, бежали с громкими криками, размахивая руками.

— Воры! — кричали они.

— Награбили и спрятали!..

Кто-то выстрелил. Кто-то поджег дом. Видно было, как огонь растет и просовывает горячие языки под стены, под двери. Приехали пожарные. Большой струей полилась вода. Кругом растаял снег, и дом стоял страшный, черный, безглазый на черном голом тротуаре.

Поздно вечером вернулась мама. Они даже не пошли домой и остались ночевать у тети Кати. На улицах стреляли. Страшно было перебежать через дорогу. Ночью Мака проснулась от выстрелов. По лестнице мимо дверей шли, громко топая. Потом на чердаке стреляли.

— Это ловят городовых, — шепотом сказала тетя Катя. — У нас на чердаке спрятались.

И вдруг над головой что-то злобно и страшно затарахтело.

— Пулемет… — сказала мама. — Стреляют из дома на улицу.

Павлик тоже проснулся и заплакал.

Утром мимо дома пронеслись грузовики. Под ними задрожала земля. Задрожал старый дом. Но все-таки, как всегда, мама ушла очень рано. Тетя Катя шила. Мака и Павлик, не слезая с подоконника, смотрели на улицу. Стекла запотевали, но они протирали их ладошками.

На грузовиках ехали солдаты с ружьями, С красными флагами. По тротуару, приминая рыхлый снег, шли целые толпы людей тоже с флагами. Иногда толпа останавливалась, кто-нибудь влезал на забор или на фонарный столб и, размахивая рукой, говорил что-то. И все кругом махали руками.

— Долой царя! — кричал высокий усатый человек, прислонившись к фонарю. — Не нужно нам войны! Кончайте войну! — Человек вытягивал худую шею, торчащую из облезлого воротника.

Другой человек, в студенческой фуражке, протянув куда-то вперед руки, кричал:

— Друзья!.. Долой царя!.. Не нужно нам царя!..

Он вытащил из кармана красный платок и замахал им над головой.

По улице, мимо дома, на длинной веревке тянули птицу, большую медную птицу, с двумя головами, с широкими зубчатыми крыльями. За ней бежали мальчишки и кричали:

— Долой царских орлов! Долой царя! Птица царапала колючими лапами снег на мостовой, и корона на голове у нее погнулась.

Еще один такой же орел сидел над дверями угловой аптеки. Кто-то приставил лестницу, кто-то накинул на птицу веревку, птица закачалась, птица упала…

— Ура! — закричали на улице.

— Ура! — закричали Мака и Павлик и захлопали в ладоши.

Дверь распахнулась. Вбежала мама. На рукаве у нее была красная повязка. В руках она держала газеты. Тетя Катя бросилась к ней навстречу.

— Революция! — сказала мама. — Революция!

Глава V. Чей это праздник?