День рождения

— Товарищи!.. — Комиссар тяжело дышал, боль исказила его лицо. Помолчав немного, продолжил: — Товарищи, каждому из вас известно: мы окружены, находимся в исключительно тяжелых условиях… Как бы то ни было, мы подошли к линии фронта. Там — наша армия. Задача — прорвать окружение врага и присоединиться к своим!.. От каждого политработника, от каждого бойца потребуется- беспримерный Героизм. В эту ответственную минуту надо собрать последние силы, использовать все возможности… — Комиссар говорил с большим трудом, речь его часто прерывалась. — За время нашего отступления бойцы устали, истощены… Плохо с оружием… Но мы, большевики, закалены в трудностях и не поддадимся им!.. Еще раз предупреждаю: какое бы сопротивление мы ни встретили, мы должны с боем прорваться через передовую… Смерть или победа! Третьего не дано. Бойцам разъясните… Самое главное — железная дисциплина!.. Кто не подчинится приказу — наш враг!.. Паникеров и трусов расстреливать на месте!.. — Комиссар еще что-то сказал, но ветер унес его ослабевший голос.

Все разошлись готовить людей к прорыву.

Петров тоже собрал своих людей и рассказал о положении и о задаче в предстоящем бою.

Надоедливо жаркий день тянулся невыносимо долго.

Петров, свернувшись, лежал возле Тимергали. Они ждали боя. «Кто погибнет в этом бою? Кто останется жив? — думал Тимергали. — Да и останутся ли живые? Нет, об этом нельзя… Удастся ли прорвать окружение? Далеко ли до своих? Молодец комиссар! В каком тяжелом состоянии, а нашел силы собрать командиров и поговорить с ними. Сильный, волевой человек! Израненный, на краю смерти, а чувствует свою ответственность за всех. Вот с кого надо брать пример!..»

Бой начался в темноте.

Ползком, стараясь не издать ни малейшего звука, окруженцы подобрались к немецким окопам. Сразу же завязался рукопашный бой. Немцы были ошеломлены ночным нападением, и красноармейцам удалось захватить несколько пушек, укрытых в низине, много винтовок и автоматов. Однако вскоре враги опомнились. Заработали их пулеметы, повернутые в тыл, засвистели пули над головами атакующих. В черном небе зажглись и повисли осветительные ракеты немцев.

Бой разгорался.

С трудом угадывали, где свои, где вражеские солдаты, — все смешалось в темноте, прорезываемой светом ракет.

Рвались гранаты, вспыхивала и прекращалась перестрелка. Потом снова взрывы гранат, стрельба. Хоть и медленно, но красноармейцы шли вперед.

Тимергали ни на шаг не отставал от Петрова. Они продвигались вперед короткими перебежками, ориентируясь в темноте на стрельбу, взрывы, пулеметные вспышки, взвивающиеся осветительные ракеты.

Петров вооружился сразу двумя автоматами, которые добыл во время боя в немецком окопе.

Неподалеку от бывшей школы стояла подвода, на которой они днем видели раненого комиссара. Убитая лошадь лежала в оглоблях.

— Губайдуллин, осмотри, может, комиссар здесь, — приказал Петров.

— Есть!

Тимергали, веяв с собой трех красноармейцев, стал обыскивать местность, приглядываясь к убитым. Но комиссара не было.

Вдруг он услышал стон и пошел в темноту на голос. У раненого были перевязаны руки и ноги.

— Жив! — крикнул Тимергали в темноту Петрову.

— Понесем.

Бойцы положили потерявшего сознание комиссара на шинель.

Тимергали чувствовал головокружение, ноги его ослабли, в глазах потемнело. Собрав последние силы, он взялся за полу шинели, на которой лежал комиссар.

— Вчетвером поднимем, беритесь! — приказал Петров.

С тяжелой ношей на руках бойцы пошли вперед.

Бой шел уже за поселком, на его восточной окраине, я постепенно удалялся. «Кажется, наши прорвали окружение», — решил Тимергали.

— Скорее! Нельзя отставать! Скорее!

Высокий парень все время спотыкался, едва шагал и чуть пе со слезами ныл':

— Торопи не торопи, кончено. Мы пропали.

Тимергали боялся, что это нытье подействует на остальных, и сердито одернул его:

— «Торопи не торопи, кончено. Мы пропали!»

— Держи не держи, все кончено! Теперь мы отстанем от своих.

— Без паники, слышишь, а то…

Долговязый красноармеец злобно огрызнулся:

— А что ты мне сделаешь?

— Заткнись ты! — не выдержали наконец его товарищи, и он умолк.

Теперь шли молча.

Комиссар, лежавший на шинели вместо носилок, стонал, когда приходил в себя, просил воды. Но воды не было.

Тимергали боялся, что они не смогут догнать своих и уйти через прорыв за линию фронта.

Тишина, установившаяся после схватки, казалась настороженной. Доносились редкие винтовочные выстрелы, и опять все затихало.

Вдруг впереди одновременно взлетели четыре ракеты и сразу заработали пулеметы.

Они бросились на землю. Тимергали и два молоденьких солдата, прижимаясь к земле, поволокли потерявшего сознание комиссара в сторону, под прикрытие какого-то бугра. Они не могли открыть ответный огонь, потому что трудно было сориентироваться, откуда ведется стрельба по ним.

Комиссар пришел в себя и сказал:

— Уходите… Оставьте меня…

— Умирать так вместе, — возразил Тимергали.

Но комиссар ничего не ответил — он снова потерял сознание.

Замолкли вражеские пулеметы, значит, немцы стреляли наобум. У Тимергали опять затеплилась надежда па спасение.