Читаем День рождения Лукана полностью

– Я не обижусь, но саму себя ты зря так, госпожа… – возразил Стаций.

Она ничего не ответила.

Они остановились под естественным навесом, и перед ними тотчас же выросла белая стена ливня, от которой в их сторону отскакивали мелкие брызги. Вспышки молний следовали одна за другой, гром грохотал где-то прямо над головой, в воздухе разлилась острая свежесть.

Стаций пытался подобрать слова, чтобы начать разговор с Поллой, но та, не глядя на него и устремив взор на стену дождя, вдруг начала читать наизусть:

…Так, порождение бурь, сверкает молния в тучахИ, потрясая эфир, грохочет неистовым громом,День прерывает и страх между робких рождает народов,Им ослепляя глаза косым полыханием блеска…[31]

Конечно, это была «Фарсалия»! Стаций помнил эти строки и тут же подхватил:

…В небе бушует она, и нет никакой ей преграды:Бурно падая вниз и бурно ввысь возвращаясь,Гибель сеет кругом и разметанный огнь собирает…

Дальше было уже не про грозу, поэтому Стаций прервал чтение и, не теряя времени, обратился к Полле:

– Я вспомнил тебя, госпожа Полла Аргентария! Не сейчас, уже вчера! Я видел тебя на Нерониях… тридцать лет тому назад.

– Вот как? – Брови Поллы взлетели в удивлении.

Она взяла Стация за руку и быстро заговорила.

– Поэт, у меня к тебе просьба… Ради нее я и упросила мужа зазвать тебя к нам. В прошлом году, в третий день до ноябрьских нон[32], моему Лукану исполнилось пятьдесят лет. – Голос ее дрогнул. – Исполнилось бы… Я отмечала эту дату только в своей душе, если не считать скромных приношений домашним богам. Но я внезапно почувствовала, что должна еще что-то для него сделать. Мне захотелось как-то иначе отметить хотя бы следующий день его рождения. Ведь празднуется же день рождения Вергилия и многих мужей, перешедших в вечную жизнь! Но в моих условиях это совершенно невозможно. Даже могила Лукана стала для меня недоступной. Нынешний муж мой – прекрасный человек и очень меня любит, но я попала в ловушку его любви. Он боится за меня и не пускает меня в мое прошлое. Точнее, думает, что не пускает, потому что на самом деле я только в нем и живу. Но… Короче говоря, мне хочется, чтобы лучший поэт нашего века почтил манны[33] моего незабвенного мужа, что-то написав в его память. Как бы на день его рождения… Разумеется, я щедро вознагражу тебя… Ты согласен?

Глаза ее светились мольбой. Стацию было немного неловко с ходу признавать себя «лучшим поэтом века», но времени для пререканий по этому вопросу у них не было, тем более что поставленная задача его сразу заинтересовала.

– Да, я согласен, госпожа. Но чтобы что-то сочинить, я должен был бы расспросить тебя кое о чем. Трудно написать что бы то ни было, трогающее сердце, о человеке, которого плохо знаешь. Не стану скрывать, я слышал о покойном поэте много разного, через что мне хотелось бы перешагнуть, но не знаю, смогу ли я это сделать…

– Ты о чем? – с ужасом в глазах и дрожью в голосе воскликнула Полла. – Ты об этой гнусной клевете, что якобы он унижался на допросе, так что оговорил свою мать? Не верь, поэт, не верь! Это не так! Ты не знаешь, как все было! Это все Нерон! Он пустил этот слух! Как ты не понимаешь… ему хотелось, чтобы не только он был матереубийцей! И это он сам панически боялся смерти, потому-то ему и надо было выставить трусом того, кому он завидовал…

Стаций положил руку ей на плечо, ладонью ощущая внутреннюю дрожь, сотрясавшую ее. Что она не забыла первого мужа, он догадывался, но он и предположить не мог, что события двадцатипятилетней давности способны так глубоко волновать сердце. Все-таки обычно столь продолжительное время залечивает любые раны.

– Успокойся, госпожа! – мягко произнес он. – Я не только это имел в виду, и, если ты так убеждена в невиновности поэта, считай, что и я уже убежден. Я просто хотел бы знать, каким он был в жизни. И пожалуйста, не волнуйся! Если Поллий заметит твое смятение, я боюсь, из нашей затеи ничего не выйдет.

– Ты прав… – Полла сцепила руки и, поднеся их ко лбу, с силой провела согнутыми большими пальцами по лицу ото лба до подбородка и дальше по груди, точно пытаясь рассечь саму себя надвое. – Надо что-то придумать… Прошу тебя, задержись у нас хотя бы на несколько дней! Я попробую найти возможность рассказать тебе…

– А написать ты не можешь?

– Для этого надо больше времени и больше сосредоточенности… Но как я рада, что ты согласился!

– Я останусь на столько, на сколько скажешь, госпожа. Надеюсь, у нас будет время поговорить. Но сейчас попробуй в двух словах описать, если получится, какой он был. Видишь, дождь уже ослабевает, нам надо перевести разговор на другую тему, прежде чем Поллий нас найдет.

Перейти на страницу:

Похожие книги

Афганец. Лучшие романы о воинах-интернационалистах
Афганец. Лучшие романы о воинах-интернационалистах

Кто такие «афганцы»? Пушечное мясо, офицеры и солдаты, брошенные из застоявшегося полусонного мира в мясорубку войны. Они выполняют некий загадочный «интернациональный долг», они идут под пули, пытаются выжить, проклинают свою работу, но снова и снова неудержимо рвутся в бой. Они безоглядно идут туда, где рыжими волнами застыла раскаленная пыль, где змеиным клубком сплетаются следы танковых траков, где в клочья рвется и горит металл, где окровавленными бинтами, словно цветущими маками, можно устлать поле и все человеческие достоинства и пороки разложены, как по полочкам… В этой книге нет вымысла, здесь ярко и жестоко запечатлена вся правда об Афганской войне — этой горькой странице нашей истории. Каждая строка повествования выстрадана, все действующие лица реальны. Кому-то из них суждено было погибнуть, а кому-то вернуться…

Андрей Михайлович Дышев

Детективы / Проза / Проза о войне / Боевики / Военная проза
Адриан Моул и оружие массового поражения
Адриан Моул и оружие массового поражения

Адриан Моул возвращается! Фаны знаменитого недотепы по всему миру ликуют – Сью Таунсенд решилась-таки написать еще одну книгу "Дневников Адриана Моула".Адриану уже 34, он вполне взрослый и солидный человек, отец двух детей и владелец пентхауса в модном районе на берегу канала. Но жизнь его по-прежнему полна невыносимых мук. Новенький пентхаус не радует, поскольку в карманах Адриана зияет огромная брешь, пробитая кредитом. За дверью квартиры подкарауливает семейство лебедей с явным намерением откусить Адриану руку. А по городу рыскает кошмарное создание по имени Маргаритка с одной-единственной целью – надеть на палец Адриана обручальное кольцо. Не радует Адриана и общественная жизнь. Его кумир Тони Блэр на пару с приятелем Бушем развязал войну в Ираке, а Адриан так хотел понежиться на ласковом ближневосточном солнышке. Адриан и в новой книге – все тот же романтик, тоскующий по лучшему, совершенному миру, а Сью Таунсенд остается самым душевным и ироничным писателем в современной английской литературе. Можно с абсолютной уверенностью говорить, что Адриан Моул – самый успешный комический герой последней четверти века, и что самое поразительное – свой пьедестал он не собирается никому уступать.

Сьюзан Таунсенд , Сью Таунсенд

Проза / Современная русская и зарубежная проза / Проза прочее / Современная проза