День Шакала

Теперь все было в порядке; он пометил положение болтов, регулирующих оптический прицел, достал из кармана тюбик бальзового клея и залил вязкой жидкостью головки болтов и бакелитовую поверхность трубки. Прошло полчаса, были выкурены две сигареты — и клей затвердел, а прицел был налажен как нельзя более точно — для этой винтовки, для этого стрелка, на сто тридцать метров расстояния.

Он извлек из второго нагрудного кармана патрон с разрывной пулей, зарядил его, поточнее прицелился в лоб и выстрелил.

Рассеялся голубой дымок у конца глушителя; Шакал оставил винтовку возле дерева и пошел по прогалине к своей сетке с арбузом. Она обвисла, почти пустая, у ствола расстрелянного дерева. В арбуз попало двадцать пуль, — и ничего, а теперь он рассыпался. Куски валялись на траве. Семечки и клочья мякоти ползли по стволу. Сетка с арбузными остатками свисала с ножа, словно обмякшая мошонка.

Он снял сетку и зашвырнул ее в кусты. От мишени и следа не осталось, одна каша. Нож он выдернул и сунул в ножны. По дороге к машине прихватил винтовку, а там разобрал ее, снова бережно завернул каждую часть в поролон и положил в рюкзак вместе с ботинками, носками, рубашкой и брезентовыми штанами. Он переоделся в городское, запер рюкзак в багажнике, присел и не спеша пообедал всухомятку.

Потом он выехал на шоссе и свернул налево, к Бастони, Маршу, Намюру, Брюсселю. В отель он вернулся в начале седьмого, отнес рюкзак в номер и спустился рассчитаться за прокат машины. Час с лишним, перед тем как принять предобеденную ванну, он протирал и смазывал винтовочные части; потом сложил их в чемоданчик и опять-таки запер в гардеробе. Поздно вечером рюкзак, остаток шпагата и клочья поролона были выброшены в мусорный бак, а двадцать одна гильза — в канализацию.

Утром в понедельник пятого августа Виктор Ковальский снова искал на римском почтамте кого-нибудь, кто понимает по-французски. На этот раз он хотел, чтобы позвонили куда надо и узнали, когда на этой неделе летают самолеты из Рима в Марсель и обратно. Нынче он, как оказалось, опоздал на самолет — через час он не успеет во Фьюмичино. А следующий прямой рейс — только в среду. Есть рейсы с пересадкой: синьору не подойдут? Нет? Значит, в среду? Да, да, отлетает в 11.15, прибывает в Марсель чуть за полдень, в аэропорт Мариньян. Обратный рейс — на другой день. Один билет? Туда и обратно? Разумеется, а как фамилия? Ковальский назвался по документам, которые лежали у него в кармане. В странах Общего рынка паспорта были упразднены, достаточно было удостоверения личности.

Его попросили явиться к стойке «Алиталии» во Фьюмичино за час до отлета. Наконец служитель положил трубку, а Ковальский забрал почту, запер свой стальной планшет и вернулся в отель.

Наутро состоялось последнее свидание Шакала с г-ном Гоосенсом. Шакал позвонил ему после завтрака, и оружейник имел удовольствие сообщить, что работа выполнена. В одиннадцать часов г-н Дугган сможет подъехать? Да, и пусть непременно захватит все, что нужно для примерки.

Он, как и прошлый раз, приехал за полчаса до назначенного; в руках у него был купленный тем же утром подержанный фибровый чемодан, а уж в нем — маленький «дипломат». Тридцать минут он озирал улицу и наконец неторопливо подошел к парадному г-на Гоосенса. Тот сразу отворил на звонок, и Шакал, не дожидаясь приглашения, проследовал в его кабинет. Гоосенс запер за ним входную дверь и старательно притворил дверь кабинета.

— Новых сложностей не возникло? — спросил англичанин.

— Да нет, на этот раз обошлось без сложностей.

Бельгиец достал откуда-то несколько свертков мешковины, положил их на стол и принялся развязывать, рядком укладывая стальные трубки, отделанные под алюминий. Потом, не глядя, протянул руку, и Шакал подал ему чемоданчик с винтовкой.

Части винтовки, одна за другой, точно входили в стальные футляры.

— Хорошо постреляли? — спросил оружейник, не прерывая работы.

— Пострелял хорошо.

Взяв оптический прицел, Гоосенс заметил, что болты жестко закреплены бальзовым клеем.

— Жаль, что пришлось заменить прежние болты на эти, маленькие, — сказал он. — С теми, конечно, было гораздо удобнее и надежнее. Но что поделать — иначе прицел в трубку не влезет.

И прицел скользнул в трубку, словно клинок в ножны. Все части ружья исчезли в футлярах; остались стальная закорючка и пять патронов.

— Это отдельно. — Он взял затыльник приклада, показал незаметный надрез в коже, упрятал туда спусковой крючок и заклеил надрез черным пластырем. Заклейка выглядела как заплатка, очень естественно. Из ящика стола он достал черный резиновый цилиндрик полтора дюйма в диаметре и два в высоту с торчащим посредине нарезным шпеньком.

— Ввинчивается в нижнюю трубку, — пояснил он. Вокруг шпенька были пять гнезд, и в каждое он вогнал патрон до самого капсюля.

— Когда завинтите до упора, патронов не будет видно, — сказал он. — А резиновый наконечник — это очень даже натурально. — Англичанин молчал. — Как вам кажется? — спросил Гоосенс, немного встревожившись.