День Шакала

В семь часов, когда учитель готовил на конфорке утренний кофе, в дверь постучали. Он нахмурился, прикрутил газ и пошел открывать. В дверях стояли четверо: он сразу, понял, кто они и зачем пришли. Двое в форме подались вперед, однако низенький человечек добродушного вида сделал им знак подождать.

— Ваш телефон прослушивали, — спокойно сказал он. — Вы — Вальми.

Учитель ничуть не смутился и отступил, пропуская незваных гостей.

— Можно одеться? — спросил он.

— Да-да, конечно.

Под присмотром двух полицейских он натянул поверх пижамы рубашку и брюки. Молодой человек в штатском оставался в дверях. Старший прошелся по квартире, оглядывая кипы книг и папок.

— Да тут за сто лет не справишься, а, Люсьен? — сказал он.

— Слава богу, это не наша забота.

— Вы готовы? — обратился он к учителю.

— Да.

— Отведите его в машину.

Комиссар остался один в квартире и принялся просматривать бумаги, разложенные на столе. Это были правленые экзаменационные сочинения. Видимо, учитель брал работу на дом, чтобы не отлучаться: ведь Шакал мог позвонить в любое время суток. В 7.10 телефон зазвонил. Секунду-другую Лебель колебался, затем рука его точно бы сама протянулась и сняла трубку.

— Алло?

Послышался ровный, тусклый голос:

— Ici Chacal.

Лебель лихорадочно соображал.

— Ici Valmy, — сказал он и замолк. Никакие слова не шли на ум.

— Что нового? — спросил голос.

— Ничего. Они потеряли след в Коррезе.

Лоб его покрылся испариной. Главное — чтобы Шакал еще несколько часов не трогался с места. Раздался щелчок, и телефон заглох. Лебель положил трубку и стремглав кинулся по ступенькам вниз, к машине у тротуара.

— Обратно! — сердито крикнул он водителю.

А в вестибюльчике маленькой гостиницы на берегу Сены Шакал задумчиво глядел сквозь стекло телефонной будки. Ничего нового? Что-то сомнительно. Комиссар Лебель отнюдь не растяпа. Наверняка они отыскали таксиста в Эглетоне, наверняка выследили его до Верхнего Шалоньера. И убитую, конечно, нашли, и «рено» хватились, а потом обнаружили машину в Тюле, выспросили станционную охрану. Да они почти наверняка…

Он прошел от телефонной будки к окошечку администратора.

— Пожалуйста, счет, — сказал он. — Я спущусь через пять минут.

В 7.30 Лебель вошел в свой кабинет, и тут же позвонил главный инспектор Томас.

— Уж извините, — сказал он. — Этих датчан пока добудишься, да пока они раскачаются… Словом, вы в точку попали. 14 июля датский пастор доложил в консульство о пропаже паспорта. Подозревал, что украли из номера, но доказать не мог — и не стал жаловаться в полицию, на радость хозяину отеля. Пастор Пер Иенсен из Копенгагена. Шесть футов ростом, голубые глаза, седоватый.

— Он, это он, спасибо, инспектор, — Лебель положил трубку. — Звони в префектуру, — велел он Карону.

Четыре полицейских фургона остановились у отеля на набережной Гран Огюстен в 8.30. Номер 57-й они переворотили сверху донизу.

— Прошу прощения, господин комиссар, — обратился владелец гостиницы к невзрачному сыщику, который руководил обыском, — но, если позволите, господин Иенсен уже час как съехал.

Шакал подхватил такси и поехал на Аустерлицкий вокзал, куда прибыл накануне вечером, рассудив, что уж там-то его искать не станут. Он сдал в камеру хранения чемодан с винтовкой, шинелью и прочим облачением Андре Мартена и оставил себе другой — личину и бумаги американского студента Марти Шульберга, а также саквояж со всякой всячиной.

С чемоданом и саквояжем в руках, в темном костюме и белом пуловере, скрывавшем пасторскую манишку, он заявился в жалкую привокзальную гостиницу. Дежурный сунул ему бланк регистрации, а паспорта не спросил, так что даже и Пера Иенсена среди жильцов не оказалось.

У себя в номере Шакал тут же начал менять внешность. Он промыл растворителем седые волосы и снова сделался блондином, а затем — шатеном, под стать Марти Шульбергу. Голубые глаза он оставил, а очки в золотой оправе сменились другими — в массивной роговой, на американский манер. Черные туфли, носки, рубашку, манишку и строгий костюм он уложил в чемодан заодно с паспортом пастора Иенсена из Копенгагена. И, надев другие носки, джинсы, мокасины, безрукавку и штормовку, превратился в молодого американца, студента из города Сиракузы, штат Нью-Йорк.

Около десяти утра преобразившийся Шакал положил в один нагрудный карман американский паспорт, а в другой — пачку французских франков. Чемодан с облачением пастора Иенсена он запер в платяном шкафу, а ключ от шкафа спустил в унитаз. Удалился он пожарной лестницей — только его здесь и видели. Через несколько минут он сдавал саквояж в камеру хранения на Аустерлицком вокзале, и вторую квитанцию положил к первой, в задний карман джинсов. Затем переехал в такси на левый берег, вышел на углу бульвара Сен-Мишель и улицы Юшетт — и затерялся в бурливой толпе студенческой молодежи, заполняющей Латинский квартал.

За дешевым обедом в прокуренном подвальчике Шакал размышлял, где бы ему переночевать. Он ничуть не сомневался, что пастора Пера Иенсена Лебель уже ищет, а Марти Шульберга начнет искать через сутки, не больше.