День Шакала

— Еще один староват. Рост в самый раз, но на восьмом десятке. Конечно, можно загримироваться, только нужен под рукой первоклассный гример.

— Нет, нет, — сказал Лебель. — Там вроде еще два?

— Ну да, норвежец и американец, — подтвердил Томас. — Оба как на заказ: высокие, широкоплечие, возраст подходящий — двадцать тире пятьдесят. Норвежец по двум статьям сомнителен. Во-первых, блондин: вряд ли Шакал, который только что накололся под видом Дуггана, останется в той же — в своей! — масти. Опять выходит Дугган, зачем ему это. А во-вторых, норвежец заявил своему консулу, что паспорт он потерял, катаючись с девушкой на лодке по серпантину в Гайд-парке. Точно, говорит, знаю, что был в кармане, когда свалился в воду, а когда вылез, хватился минут через пятнадцать — его нет как нет. Американец, наоборот, оставил письменное заявление в полиции лондонского аэропорта, что паспорт у него был в саквояже, а саквояж увели, пока он зевал по сторонам. Кто вам больше нравится?

— Будьте добры, — сказал Лебель, — вышлите мне данные на этого американца. Фотографию я сам запрошу из Вашингтона, из паспортного отдела. И большое вам еще раз спасибо за все ваши хлопоты.

В министерстве состоялось второе совещание на день — в десять вечера. Оно было очень короткое. За час до этого всем, кому надо, разослали паспортные описания Марти Шульберга, подозреваемого в убийстве прекрасной баронессы. Вскорости ожидалась фотография: ее должны были опубликовать на первых полосах вечерних газет, которые поступят в продажу часам к десяти утра.

Министр выпрямился во весь рост.

— Господа, как вы помните, когда мы собрались впервые, комиссар Бувье предположил, что выявление убийцы под кличкой Шакал — дело уголовного розыска. Задним числом не могу с этим не согласиться. И по счастью, за эти десять дней провел большую работу комиссар Лебель. Несмотря на то, что убийца трижды сменил облик: из Кал-тропа он стал Дугганом, из Дуггана — Иенсеном, из Иенсена — Шульбергом, и невзирая на прискорбную утечку информации из этого зала, комиссару все же удалось идентифицировать преступника и выследить его до самых пределов Парижа. Принесем же ему благодарность за его неусыпные труды.

Министр слегка поклонился Лебелю; тот смущенно поежился.

— Но теперь, господа, вся ответственность ложится на наши плечи. Нам известны фамилия, приметы, номер паспорта, национальность. Через несколько часов у нас будет и фотография преступника. Мы располагаем достаточными силами, и я убежден, что его поимка — дело ближайшего будущего. Уже сейчас парижская полиция, КРС и все сыщики получили соответствующие инструкции. Наутро, самое позднее — к полудню он окажется в наших руках.

Позвольте же еще раз поздравить вас с успехом, комиссар Лебель, и освободить вас от тяжкого бремени вышеупомянутой ответственности. В дальнейшем ваше неоценимое содействие более нам не понадобится. Ваша задача выполнена, и выполнена отлично. Спасибо вам.

Закончив речь, он как бы выжидал. Лебель подумал, поморгал и поднялся. Он искоса обвел взглядом собрание хозяев жизни, которым подвластны были тысячи и тысячи человек, которые ворочали миллионами и миллионами франков. Они ему улыбались. Он повернулся и вышел из зала.

Впервые за десять дней комиссар Клод Лебель отправился домой — спать. Ключ повернулся в замке, жена разразилась накопленными попреками, часы пробили полночь. Настало 23 августа.

20

Шакал вошел в бар за час до полуночи и, сощурясь, огляделся в полутьме. Слева, за длинной стойкой, тянулись зеркально удвоенные ряды разноцветных бутылок. Бармен сразу во все глаза уставился на незнакомца.

Справа, за узким проходом, стояли маленькие столики; дальше, в большом салуне, четырех- и шестиместные. И за столиками, и на высоких табуретах у бара сидели вечерние завсегдатаи; свободных мест почти не было.

Ближние к дверям оборачивались; понемногу стихали остальные, и вскоре все до единого разглядывали высокого, стройного новичка. Порхнул шепоток, кто-то хихикнул. Шакал заприметил незанятый табурет у дальнего конца стойки, не спеша подошел к нему и ловко уселся. За его спиной проворковали:

— Oh, regarde-moi са![44] Боже, что за мускулы, это же с ума можно сойти!

Бармен скользнул вдоль стойки, торопясь присмотреться поближе. Его подкрашенные губы кокетливо улыбались.

— Bonsoir, monsieur.[45]

Позади дружно и пакостно захихикали.

— Donnez-moi un Scotch.[46]

Бармен восторженно протанцевал к бутылкам. Ой, мужчина, мужчина, мужчина пришел. Ах, вот уж нынче будет переполох! Не зря, небось, petites folles[47] за теми столиками коготки навострили. Они-то все больше поджидают своих обычных самцов, но есть там и такие, что пришли подкадриться. Ну, какой новый мальчик, подумал он, ну это прямо ой что будет, что будет!

Сосед Шакала обратил на него томный взгляд. Златокудрый, напомаженный, с изящным начесом на лоб — юный греческий бог, да и только… с подведенными глазами, подкрашенными губами и припудренными щеками. Впрочем, из-под маски проступало пожилое, увядшее лицо, жадно поблескивали голодные глаза.