Дэн Сяопин

Такая тактика приносила определенные успехи, тем более что армия Чан Кайши в моральном плане существенно проигрывала войскам Мао. В отличие от солдат и командиров компартии, гоминьдановцы совсем не горели желанием воевать. Уже давно, задолго до новой гражданской войны, Гоминьдан «растерял динамизм и революционный дух, который когда-то вызвал его к жизни»²⁴⁰. И в этом, собственно, заключалась основная беда Чан Кайши: он бросал в бой дивизии и армии, но его генералы часто стремились избежать сражений, так как не желали рисковать своими подразделениями, рассматривая их прежде всего как источник собственного политического влияния в обществе и обогащения.

Пристально наблюдавший за ситуацией в Китае Трумэн вынужден был заявить членам своего кабинета: «Чан Кайши не удастся победить. Победят коммунисты — они фанатики. [Давать помощь] при такой обстановке, это все равно что сыпать песок в крысиную нору»²⁴¹. Его полностью поддержал госсекретарь Джордж Маршалл: «Он [Чан Кайши] отдает примерно 40 процентов своих вооружений врагу [так как его войска плохо воюют]. Если процент возрастет до 50, он должен будет решать, стоит ли ему вообще вооружать свои войска»²⁴². Тем не менее в условиях начавшейся в марте 1946 года холодной войны американцы упорно продолжали поддерживать режим Чан Кайши: до конца 1949 года они предоставят ему кредиты и займы на сумму около двух миллиардов долларов (больше, чем любой стране Западной Европы после Второй мировой войны); кроме того, продадут ему оружие на сумму в один миллиард двести миллионов долларов²⁴³.

С начала марта 1946 года штаб-квартира полевой армии Дэн Сяопина находилась в бывшей столице древнего царства Чжао городе Ханьдане, прижавшемся к восточным отрогам Тайханских гор в южной части провинции Хэбэй. В этом старинном городе с узкими мощеными улицами и буддийскими храмами Дэн и Чжо Линь жили уже вместе со всеми детьми. Они взяли их к себе еще в декабре 1945 года, до переезда в Ханьдань, и тогда Дэн очень радовался этому, а Чжо Линь страшно волновалась. В то время старшая дочь выглядела истощенной, ничего не ела и не говорила, сын страдал поносами, а для младшего, грудного, ребенка у Чжо Линь не было молока. Но всё постепенно наладилось, и к весне 1946 года дети окрепли. Дочь Дэна, Маомао, рассказывает: «Для детей Ханьдань оказался первым большим городом в жизни. Там всё было не так, как в деревне, — новое и непривычное. В доме… в туалете был сливной бачок. Мой старший брат, которому тогда было три года с небольшим [на самом деле — два с небольшим, но китайцы, как мы помним, засчитывают девять месяцев, проведенных в утробе, за год жизни], никогда не видел такой забавы. Он очень удивлялся и целыми днями бегал в уборную, где безостановочно спускал воду». Семьи высших командиров жили рядом, и женщины по очереди готовили еду. Только Чжо Линь не просили стряпать: ее блюда никто не мог есть. «Ну, тут уж ничего не поделаешь, — заключает Маомао. — Мама так за всю свою жизнь и не овладела мастерством кухарки»²⁴⁴. (В отличие, кстати, от Дэна, который научился искусству кулинара во Франции, стряпая попеременно с товарищами, и всю жизнь в свободное время с увлечением готовил сычуаньские блюда и даже пельмени²⁴⁵.)

Дэн с утра до вечера проводил время на заседаниях, помогал Лю Бочэну разрабатывать планы боевых операций, мобилизовывал коммунистов и руководил осуществлением аграрной реформы, которая с началом гражданской войны крайне радикализировалась. С середины июня 1946 года, следуя постановлению ЦК, принятому в закрытом порядке (только для членов Центрального комитета) 4 мая, Дэн и его кадровые работники стали натравлять бедняков, люмпенов и пауперов на богатых землевладельцев, устраивать деревенские сходы для «сведения счетов» с «эксплуататорами», отнимать землю у тех, кого относили к дичжу, и распределять ее в уравнительном порядке²⁴⁶. И их не смущало то обстоятельство, что в Тайханском районе, как и вообще на севере Китая, существовало в основном не «помещичье», а крестьянское землевладение: объекты борьбы выбирались произвольно.

Дел было невпроворот, и лишь от случая к случаю Дэну удавалось выкроить время для семьи. Но он так уставал, что ни на общение с говорливой женой, ни на игры с детьми у него уже не хватало сил. С домашними он был немногословен. Но что поделаешь? Чжо Линь приходилось смиряться. «С этими старыми кадровыми работниками совершенно невозможно обсуждать домашние дела, — рассказывала она. — У них нет никакого мнения в этих вопросах. Ну и ладно. Мало-помалу мы притерлись друг к другу, урегулировав наши отношения»²⁴⁷.