День собаки

Что до наслаждения, этого взрыва ярких красок, мы испытывали его на каждом свидании в тот момент, когда сами этого хотели. Мы могли достичь его очень быстро, прислонившись к стене, задрав одежду. Или, все больше и больше сминая постель, оттягивать момент на четверть часа, на полчаса. Достаточно было приостановить на мгновение нежную игру рук, языков, интимных частей тела, эту скрытую, волнующую игру. Приостановиться, отступить, потом снова начать, и так постепенно во мне зарождалось что-то безграничное, возбуждение наполняло каждую клеточку моего тела, парализуя пальцы, ступни, перехватывая дыхание, бросая меня на самое дно моря, туда, где исчезает всякое движение. Я умирала. И была готова воскреснуть. Набухшая почка, которая вот-вот раскроется. Весна, прокрученная в ускорении; могилы, открывающиеся от голоса ангела; плотина, прорванная одним ударом, бомба, что разрушает город, его бастионы, стены домов, перегородки между комнатами, ящики в шкафах; уничтожая самые дорогие вещи, украшения, засушенные цветы, духи; пожирая фотографии, письма и книги; обращая все в пергамент, бумагу, рассыпающуюся от легкого прикосновения, желтый лист, превращающийся в прах от одного эха человеческого голоса.

И среди руин раздавался твой голос. В абсолютной тишине, в абсолютной неподвижности моей возродившейся плоти ты произносил какие-то слова. В тот момент я была настолько открыта, душа обнажена, слезы струились потоком, и с ними вытекали еще остатки тех стен, перегородок, украшений и писем, последние крупицы. И больше ничего не защищало и не отграничивало меня от внешнего мира, я превращалась в пустоту, где витал твой голос, как Святой Дух над водой в первый день сотворения мира.

Так не могло продолжаться долго. Никто, кроме одного лишь Бога, не может каждую неделю безнаказанно повторять сотворение мира.

Я пыталась восстановить павшие бастионы. Расспрашивала тебя. Требовала, чтобы ты в точности описал свои ощущения, хотела быть не только их источником, но и свидетелем. Но ты предпочитал хранить молчание. Ты только говорил мне, что, когда входишь в меня, чувствуешь, что я узкая, и тебе это нравится. Но однажды твое лицо исказилось, как у ребенка, которому больно, ты тихо застонал: «Я чувствую себя таким маленьким…» Тогда я поняла, что ты тоже достиг дна своей души, солнце отразилось в колодце и задрожало на поверхности черной воды.

Мне стало страшно. «Что во мне такого особенного?» — спросила я, отстранившись от тебя. В этот момент мой взгляд случайно встретился с моим отражением в зеркале напротив. Я удивилась своей решительности и в то же время хрупкости, у меня перехватило дыхание, я застыла от восхищения. Неожиданно я увидела себя такой, какой ты видел меня. В этот момент я поняла, почему ты не выносишь, когда я отдаляюсь, и почему я тебе подчиняюсь. Из-за Безграничной Любви я смотрела на себя твоими глазами и влюблялась.

Увидев собаку, я была настолько потрясена, что захотела полностью отдаться этому чувству, или, скорее, мне показалось, что нечто столь банальное, как уходящая любовь, не могло в тот вечер после безумной гонки собаки занимать мои мысли. У меня в голове все ужасно перепуталось. Показалось, что, если я останусь наедине с уносящим меня потоком и дам ему утихнуть понемногу, меня посетит чуть ли не прозрение. Поэтому вместо того, чтобы пойти к тебе в кафе, где мы обычно встречались, на последнюю встречу с тобой, я пошла в кино. Я ничего не поняла, фильм показался мне бессмысленным. Я смотрела на экран, дав волю бушевавшей во мне буре; оставшись в темноте, в окружении людей, которым не было до меня дела, я надеялась, что высшая власть иллюзии освободит меня от твоего влияния, от твоего бесконечного внимания ко мне, от твоих мыслей, которые незаметно, день за днем, час за часом, овладевали всем моим существом. Мне хотелось отдаться во власть тем ощущениям, которые пробудила во мне собака, добраться до первопричины охватившего меня отчаяния, которое поначалу я связала с событиями, происходящими тогда в моей жизни, с уходящей любовью.