День сомнения

– Ну, кто так убивает, – посетовал участковый, одной рукой поднимая с пола тело Марины Титеевны. – Ах, уважаемый человек в городе, а убить по-человечески не может… Так это надо дэлать, – участковый собрался показывать как.

– Не надо…

– А! Понимаю, помэнялись планы. Ну, тогда у вас с ней будет много возни, много… – вздохнул незнакомец, возвращая тело обратно на пол. – Я вообще-то здесь по другому делу. Ермак Тимофээвич конвертик передал.

В трясущихся руках Акчуры оказался запечатанный конверт.

– Ермак Тимофеевич, сам? Как… вы меня здесь нашли?

– А работочка такая: находить кого надо, где надо и когда надо…

Отдав честь, участковый зашагал прочь, гремя в темноте подошвами.

– Ми… Митенька… – застонала мачеха. – Плохо… Митя, воды…

– Сейчас… сейчас, Марина Титеевна…

Час пятый. БЕГ С ПРЕПЯТСТВИЯМИ

– Это он? – Эль весело затушил сигарету.

– Видимо. Обещала в одиннадцать. – Триярский тоже услышал шум мотора. – Основную интригу я тебе изложил. Стоп! то, что ты об этом думаешь, держи пока в себе; не вздумай выбалтывать в машине.

Эль выдал одну из своих фирменных недовольных рожиц (“как знаете”), притормозил около зеркала, проверив прическу… и выбежал следом за

Триярским.

Снаружи сигналили.

Вымуштрованный шофер подъехал прямо к калитке; садясь, Триярский заметил у него под глазом небольшую опухоль.

– Едем через Саробзор, – сказал Триярский.

– Это ж в два раза дальше! – возмутился легким тенорком шофер.

– Мне нужно тебя расспросить до встречи с хозяйкой.

– Не-е… Разговоры будете иметь с Аллой Николаевной. Мне достаточно хорошо пока платят, чтобы я молчал.

– Пока платят… Синяк, конечно, еще болит… но мозги-то она тебе не выбила, и ты понимаешь, что означает потеря…

– …хозяина! – вставил с заднего сиденья Эль. Триярский посмотрел на него. Эль послушно зажал рот ладонью.

– Не будем отвлекаться… как вас по имени? (Триярский заметил, что они все-таки едут через Саробзор).

– Лева.

– Итак, Лева. Вчера вечером хозяйка посылала тебя… куда? В офис она звонила, пара-тройка друзей тоже пожимает плечами…

Следовательно, командирует к тем друзьям, к которым она не имела горячей охоты звонить… а также в те места, куда звонить бесполезно…

Ладони шофера стали оставлять на поверхности руля влажные пятна…

– Таких мест для солидных людей в нашем микро-городе не так уж много… “Монте-Карло"? Или “Веселый чебурек”, но это попроще… У

Малыша Шахруха – живая музыка и куча других очень живых вещей…

Арт-клуб “Зойкина квартира”, американцы хвалят… ну и “Гелио”…

Так, “Гелио"? – Триярский неожиданно повернулся к Элю и послал этот вопрос ему…

Эль, наблюдавший физиономию шофера со всей ее сложной игрой в зеркальце, кивнул:

– Ага, “Гелио”… еще вернее – “Зойкина квартира”.

– Не было его там, – процедил шофер.

– Не сомневаюсь. Но, чтобы получить эту ценную информацию, достаточно получаса, ну, часа, а не целую ночь – тебя ведь целую ночь не было… Город пустой, светофоры не мешают… да ты на них и днем не сильно реагируешь.

Машина и вправду летела. Согласившись на крюк, шофер отыгрывался скоростью.

– Следовательно, где-то ты провел больше времени… может, в

“Зойкиной квартире"?

– Перекрывают! – взвизгнул шофер. – Перекрывают. Я же говорил, лучше по прямой!

Въезд на Проспект Ахеменидов (раньше Красных Ткачих) перегородил полицейский газик. Из газика выскочило грозного вида пузо в фуражке и замахало жезлом. На Триярского эти процессы за стеклом не произвели никакого впечатления.

– Кроме того, что Якуба там нет и не было, ты получил еще какую-то информацию?

– Получил! – высказался с заднего сиденья Эль.

– Да подожди ты, “игра со зрителем” еще не началась, – поморщился

Триярский.

Проспект Ахеменидов стал стерилен, как пустыня; по крышам двух соседних пятиэтажек прогуливались снайперы, а пузо с жезлом и свистком уже не плевалось трелями, а только шевелило деревянными от служебного ужаса губами.

По умершему проспекту пронеслись мигалки. Потом еще мигалки – мгновенно отражаясь фиолетовыми бликами в мокром зазеркалье шоссе.

Наконец, мелькнули три серых автомобильных призрака, унося вдаль по проспекту тело Областного Правителя.

– Говорят, его возят в наручниках, – сказал шофер.

– И увеличили сегодня охрану… – задумался Триярский. – Короче,

Лева, к тебе не подходил там один тип… обратившийся к тебе с

“кавказским акцентом"?

Снайперы на крышах, пятясь, растворились в дожде; пузо закатилось обратно в свой газик и, выдав прощальную трель, уехало. Транспорт хлынул со всех сторон, мешаясь с пешеходами.

– Скорее, – газанул Лева. – В пробку вляпаемся, тогда все.

Но “Мерседес” легко проскочил проспект Ахеменидов и свернул на

Бульвар Клинтона, бывший Фиделя Кастро.

– Что-то город сегодня подозрительно активно украшают, – Триярский кивнул на выводок гирляндо-развешивательных машин вдоль фонарей.

– Так объявляли, в пять будет “Отчетный концерт национальных меньшинств” в Доме Толерантности, по телевизору… – доложил всезнающий Эль. – От жизни отстаете, Учитель.

– Подальше бы отстать от такой жизни, – пробормотал Триярский.