День совершенства

Он рвал на ней балахон, пока она не оказалась вся обнаженной. Он почувствовал ее тело, ощутил ее мягкие груди, гладкий живот и мягкие волосы внизу, ставшие вдруг влажными. Она колотила его по голове, дергала за волосы, зубами кусала ладонь. Свободной рукой Чип гладил ее груди, живот. Он ласкал ее, все сильней возбуждаясь, и наконец раскрыл свой балахон. Она смогла все-таки выдернуть из-под него свою ногу и пнула его. Она дергалась, пытаясь вывернуться, но он опять придавил ее спиной к земле, держал ее бедро, а своей ногой придерживал ее ноги. Опустив на нее все свое тело, Чип ступнями раздвинул ей щиколотки, и между ее согнутых ног оказались его колени. Он резко прижал к ней низ живота; схватил одну ее руку и пальцы другой.

— Прекрати! — вырвалось у него. — Прекрати!

И Чип энергично продолжал искать путь в нее.

Она дергалась и извивалась, норовя сбросить его, снова впилась зубами ему в ладонь. Он чувствовал, что уже вот-вот, еще толчок, еще, и вот — оно!

— Прекрати! — повторял он. — Прекрати!

Он медленно вытянулся на ней, отпустил ее руки и взял ее за грудь. Он ласкал нежную упругость и твердеющие соски. А она продолжала отбиваться от него, извиваясь всем телом.

— Перестань, Маттиола, будет тебе.

Его движения, сначала мягкие и медленные, постепенно становились все более энергичными и резкими.

Он стоял на коленях и смотрел на нее. Она лежала, закрыв одной рукой глаза, а другую откинув назад, грудь ее вздымалась. Он встал, нашел одно из своих одеял, вытряхнул и накрыл ее до подмышек.

— Ну, как ты? В порядке? — спросил он, присаживаясь рядом на корточки.

Она молчала.

Он отыскал фонарь и при его свете взглянул на свою ладонь. Из яркого овала раны текла кровь.

— О, Христос и Вэнь, — сказал он. Полив на руку водой, он промыл рану и осушил ее. Поискал аптечку, но не нашел. — Ты взяла с собой аптечку?

Она молчала.

Держа руку ладонью вверх, он нашел на земле ее сумку, раскрыл и вынул аптечку. Сел на камень, рядом положил фонарь, а аптечку взял себе на колени.

— Животное, — проговорила она.

— Я как раз не кусаюсь, — сказал он. — И не пытался тебя убить. Христос и Вэнь, ты ведь думала, пистолет выстрелит. — Он обрызгал ладонь заживляющей жидкостью, наложил тонкую салфетку, а сверху — повязку.

— Cochon, — сказала она.

— Да хватит же! — рассердился он. — Не начинай все сначала.

Он снял повязку и услышал, как она встала, шорох снимаемых обрывков ее балахона Она подошла, нагая, взяла фонарь и пошла к своей сумке. Достала мыло, полотенце, новый балахон и отправилась за их убежище, где Чип сложил из камней ступеньки, чтобы удобней было спускаться к ручью.

В темноте он снова наложил повязку, потом нашел ее фонарик на земле около велосипеда. Положил ее велосипед рядом со своим, собрал одеяла и устроил две обычные постели, ее сумку положил рядом с ее ложем, подобрал пистолет и обрывки ее балахона. Пистолет спрятал в свою сумку.

Луна скользила над краем одного из утесов позади черной и недвижимой листвы.

Маттиола все не возвращалась, и он уже начал волноваться, не ушла ли она в одиночку насовсем.

Наконец она пришла. Положила мыло и полотенце в свою сумку, выключила фонарь и залезла под одеяло.

— Когда оказался на тебе, меня как бес попутал, — сказал он извиняющимся тоном. — Я ведь всегда хотел тебя, и эти последние недели были прямо-таки невыносимы. Я люблю тебя. А ты?

— Я пойду дальше одна.

— Когда мы попадем на Майорку, — сказал он, — и если мы попадем туда, ты сможешь поступать как тебе заблагорассудится, но до тех пор мы останемся вместе. Вот так, Маттиола, имей это в виду.

Она промолчала.

Чипа разбудили странные звуки — всхлипы, повизгивания и стоны. Он сел и посветил фонариком. Маттиола рукой зажимала себе рот, из закрытых глаз текли слезы.

Он мгновенно оказался подле нее, присел на корточки и стал гладить ее по голове.

— Не надо, Маттиола, — приговаривал он. — Не плачь, ну, пожалуйста, не надо. — Чип думал, что она плачет от того, что у нее что-то болит, быть может, даже там, внутри.

Она все не успокаивалась.

— О, Маттиола, прости меня! — воскликнул он. — Любовь моя, прости же! О, Христос и Вэнь, почему пистолет не выстрелил в меня?

Она трясла головой, не убирая руки ото рта.

— Ты потому плачешь, да? Ты плачешь оттого, что я сделал тебе больно? Ну скажи, почему ты плачешь? Если не хочешь, можешь не ехать со мной, ты вовсе не обязана.

Она опять помотала головой, продолжая плакать.

Чип был в полной растерянности. Что делать? Он сидел рядом, гладил ее по голове, умолял ее перестать плакать. Потом перетащил свои одеяла, постелил их рядом и лег. Повернул ее к себе и обнял. Он заснул, а когда проснулся, Маттиола смотрела на него, лежа на боку и подперев рукой голову.

— Бессмысленно нам идти туда врозь, — сказала она, — так что пойдем вместе.

Он пытался вспомнить, что они говорили друг другу до того, как он уснул. Вроде бы ничего: она тогда все плакала.

— Прекрасно, — проговорил он смущенно.

— Какой-то ужас с этим пистолетом, — произнесла она. — Как я могла пойти на это? Я была уверена, что ты солгал Королю.

— И я в ужасе: как я мог на все это пойти?