День свершений

— Так вы демиург? — спросил я.

— Не перебивайте. Трисмегист усиленно собирает мозаику. Цитирую: «Нострадамуса можно установить путем прямого экстрасенсорного контакта по биографическим признакам». Принцип «слепого адресата». Расшифровка принципа неизвестна. Еще раз подчеркиваю: сорок второй год, леса под Минском.

— Один вопрос, — сказал я. — Почему вы решили передать эти сведения?

— Вы не поймете.

— А все же?

Демиург сморщил резко заостренный нос.

— Меньше боли, меньше невыносимого суицида, меньше смертельной правды — некоторое оздоровляющее начало, это как лекарство. Истина убивает… — Он раздраженно отмахнулся рукой. — Ладно! Следующая встреча — на Святую Вальпургию. Раньше мне не вырваться. Я ухожу первый, не пытайтесь выяснить мое имя — вы все погубите…

Опять вспыхнуло, и шары затрещали. Когтистая лапа Сатаны давила их в небе. Я увидел, что демиург повернулся, но почему-то не уходит, — он стоял, странно покачиваясь, будто пьяный, а потом упал лицом вперед, и хитон его задрался, обнажив мускулистые ноги в плетеных римских сандалиях, какие обязан носить каждый посвященный. Я нагнулся над ним и поднял голову. Глаза его закатились. Он был мертв.

От леса, от сплетенных пурпурных теней, отделился Бьеклин с пистолетом в руке и тоже посмотрел. Мелкие кости непрерывно двигались на лице его.

— А ведь я даже не успел выстрелить, — растерянно сказал он.

6. В ЛЕСАХ ПОД МИНСКОМ

Гауптштурмфюрер похлопывал стеком по черному сияющему голенищу.

— Хильпе! Вы уверены, что за ночь ни одна собака не выскочила из этой паршивой деревни?

— Так точно, господин гауптштурмфюрер!

Староста, мнущий картуз поодаль, подтверждая, затряс клочковатой сильно загорелой яйцеобразной головой.

— Нихт, нихт… Все по хатам…

— Что он бормочет?

— Он говорит, что все жители деревни на месте, господин гауптштурмфюрер!

— Смотрите, Хильпе, вы головой отвечаете за секретность операции.

— Так точно, господин гауптштурмфюрер!

Маленький полный Хильпе тянулся на носках, но едва доставал до подбородка офицеру СС.

— Вы двинетесь через час после нас. Направление — деревня Горелое. Там ссадите людей, скрытно выйдете к Мокрому логу и займете позиции на краю леса, перекрыв выход из болот. У вас будет три пулемета. Вам что-то неясно, Хильпе?

— Болото непроходимо, господин гауптштурмфюрер, — низенький Хильпе даже взмок оттого, что приходится возражать начальству. Но гауптштурмфюрер благосклонно кивнул.

— Правильно, Хильпе. Непроходимо. Именно поэтому Федор поведет свой отряд туда.

— Есть там тропки, герр комендант, — подобострастно сказал староста, напряженно прислушивающийся к гортанным звукам чужой речи. — На карте оно правда что не того, а тропки есть… Проведем вас, можете не сомневаться…

— Ваша задача, Хильпе, сдерживать партизан, пока не подойду я — двумя ротами. — Гауптштурмфюрер поднял одутловатое, с прозеленью от бессонницы лицо к озаренным верхушкам берез: — Какое утро, Хильпе! Да у вас тут просто санаторий… Перед выходом деревню сжечь!

— Слушаюсь, господин гауптштурмфюрер!

Утро в самом деле было чудесное, и, когда машины, скрежеща на проваленной дороге, пятнистыми тушами зарылись в лес, солнце уже вытекло из горизонта и теплое туманное золото его обволокло воздух. Вспыхнули сухие иглы на соснах. Загомонили птицы. Пестрая сорока, выдравшись из ветвей, уселась на самую макушку и заверещала, напрягая все свои склочные силы. Связной отряда, примостившийся в развилке могучих лап, вздрогнул и чуть не выронил бинокль.

— Тьфу ты, зараза!..

Обдирая колени, он скатился к хвойному распадку — там его ждала лошадь, а через полчаса — охлюпкой, подпрыгивая на острой спине, — он ворвался на поляну в красном бору и, бросив поводья, задыхаясь, соскочил у бревенчатой землянки.

— Пропусти к командиру!

— А зачем тебе командир?

— Говорю пропусти — срочное донесение…

И когда вышел коренастый бородатый человек, одергивающий гимнастерку за широким ремнем, то связной выдохнул, как кот, одной фразой:

— Идут, товарищ командир, четыре грузовика на Горелое, деревню подожгли, сволочи…

Командир задумчиво, будто не видя его потного взъерошенного лица, кивнул: «Хорошо, отдыхай», — и вернулся в землянку, где мигала редкими хлопьями коптилка на стене, а посередине, отъединенный пустым пространством, горбился на пузатой табуретке человек в изжеванном городском костюме:

— Как выглядит этот офицер?

— Гауптштурмфюрер Лемберг? Высокого роста, бледный, худощавый, отечный, волосы белые, неприятно щурится все время, — сразу же ответил человек. — Хильпе, комендант, — низенький, толстый, суетливый, подстрижен бобриком…

— Ну, коменданта он мог видеть в Ромниках, — сказал комиссар и поправил ватник на ознобленных плечах.

— А староста?