День свершений

Кино называется как-то вроде «Брам и Трам». Это, оказывается, братья. И они об этом понятия не имеют. Один из них, Трам, в хорошем смокинге, бабочке, усиках, прилизанных волосах. Он говорит очень рассудительные вещи гнусным, слащавым голосом. И сразу видно, что он мерзавец каких много. Вернее, каких мало. Потому что мерзавцы преимущественно не очень глупые люди. А этот — очень. Но на фоне брата Брама выглядит мудро. Брат Брам в каком-то нижнем белье, лохмат, говорит как с трибуны даже с любимой собакой. И верит каждому слову Трама. А тот, естественно, говорит одни гнусности: про брамовских друзей, про брамовскую невесту, про брамовскую собаку. Тут Брам случайно убивает Трама и женится на собственной матери. Но, конечно, не подозревает об этом. И мать, конечно, тоже не подозревает. Один брамо-трамовский дед подозревает и начинает бегать по пустыне, хватать за руки многочисленных родственников и кричать благим матом: «Ты не внук мне больше! Долой с глаз моих! Лю-у-уди!!! Он обесчестил мою дочь!!!»

Нашел о чем кричать на всю пустыню!

В общем, трогательная такая история. Школьно-институтская орава прогульщиц, завсегдатаев дневных сеансов выходит из кино с зареванными глазами. И я выхожу. И снова у Лидиной двери на все кнопки давлю. Лиды снова нет. Я очень сержусь. Но не на Лиду, а на соседей и на кино. И решаю, наконец, пойти домой. Там все равно уже собрались все, меня ждут. А мне еще до семи надо успеть в наш универсам и занятый у Целоватова четвертак разбазарить. Я успеваю до семи, покупаю на весь четвертак все, что можно купить на весь четвертак.

Но полоса неудач продолжается. И когда набираю полные руки, когда. под мышками даже держу продукт, когда уже подхожу к кассе… Ведь говорила же карга при входе: «Берите корзину!» Говорила! Умоляла!.. Да-а, не взял. И у кассы баллон томатного сока скользит из рук, падает на кафельный пол. Звук — как от выстрела. И лужа красная как от выстрела. Но у нас образцовый универсам — никто даже не вздрогнул. Только карга умоляюще сказала в потолок, вроде как бы и не мне: «Берите корзину!» Не беру корзину из принципа — ведь вроде как бы и не мне сказано. А беру я еще баллон, иду к кассе. И тот же фокус с выскальзыванием повторяется еще раз. «Берите корзину!»

Я беру корзину, иду уже изученным маршрутом. Гружу третий баллон сока и все остальное туда. Мертвой хваткой держу корзину за ручку, расплачиваюсь-таки за все про все. И уже на выходе корзина гадко крякает и, оставив в моем кулаке ручку, громко брякает об пол. И с последним баллоном у меня лопается последнее терпение. Я страшным голосом говорю: «Ах, так?!!» Грозно трясу ручкой корзины и на весь универсам умоляю: «Не берите корзину!!!» Мне говорят сбоку служебным голосом: «Гр-ражданин!» Тогда я ухожу, чтобы не связываться. А то еще сложности возникнут, на Луну не пустят из-за некорректного поведения… Я очень сержусь на все и всех с универсамом в довесок. А еще на жену-Свету! Которая конечно же рубашку мне не погладила и вымпелов не наготовила. Тем более я ей об этом и не сказал вообще. А если бы и сказал, ничего бы не сделала.

Целоватов встает с потолка, где дожидался меня в позе рекламной вамп, сметает с себя штукатурку, высоко подпрыгивает, почти доставая головой пол. Еще он голый по пояс и весь в татуировке. Исписан как сортир! Он радостно вопит:

— Явился, пропащая душа! Сейчас тебе жена устроит веселую жизнь! — Он фальшивит и просто хочет смягчить удар.

А удар в том, что у Светки зверские глаза, зверская прическа. А из этой прически — зверские рога! В полметра, антилопьи такие! Или телевизорные. Но дело не в рогах, а в Нине Пирайнен. Которая встречает меня невиннейшим взглядом. А взгляд у нее такой, когда она… как бы это… друзей закладывает. И я понимаю, что по поводу Светкиных рогов Нина уже сочувственно поделилась впечатлениями о Лиде.

Нина с Бадей сидят единым фронтом в самом дальнем углу комнаты. Чтобы я если и кинул в них чем-нибудь, то не попал. И они прямо из своего угла мне руки подают. Вместе. Здороваются, одним словом. И руки их тянутся через стол, огибают Светкины рога и прилепившегося к потолку Целоватова.

Я холодно пожимаю оба шлагбаума и думаю, насколько глубоко сидит в нас этот самый рефлекс неприятия глупых положений. Ведь когда я еще летать стал, то не ошалел, не обалдел, не офонарел. То есть все это было, конечно. Но высоцкий баритон сказал ведь по телефону про адаптацию. И наступаешь каблуком на свои инстинкты, боясь что-либо не так сделать. Как первый раз в ресторане — играешь завсегдатая, и как бы над тобой официант ни издевался, все принимаешь как должное. Лишь бы никто не догадался, что ты в первый раз…

И это все — саблерогая жена, исчезатель Целоватов, Пирайнены со своими ручищами — я рефлекторно принимаю не моргнув глазом. Лишь бы новый период адаптации не сорвать. А то на Луну так и не скрыться будет от всех от них. Только адаптация адаптацией, но про Лиду-то зачем трепать было?! Или чтобы уж все корни сразу рвать?..