День Святого Никогда

Слушая спокойный и даже меланхоличный рассказ Патрика о том, как под носом у преподавателей в стенах Школы и студенческого общежития действовала организация, цели которой, как и лидеры, до сих пор оставались неизвестными, Феликс не мог не проклинать себя за слепоту. Но все его угрызения совести не шли ни в какое сравнение с тем, что испытывал Патрик…

— Я не знаю, за каким дьяволом они вышли тогда на улицы, — говорил Патрик. — Не знаю, какой Хтон дернул их вмешаться в эту бучу. Не знаю, почему уланы, вместо того чтобы укрощать взбесившееся быдло, вместе с этим быдлом ополчились на студентов. Я не знаю, действительно ли Себастьян и другие хотели остановить бунт или только выполняли чей-то приказ. Я не знаю, чей это мог быть приказ и какой подонок все это придумал. Я знаю только две вещи. Первая — не останься я тогда на факультатив Огюстена, вернись я в общагу на час, на полчаса раньше — и все могло быть по-другому. Совсем по-другому.

— А вторая? — спросил Феликс.

— А вторая… Если я найду того подонка — а я обязательно его найду! — я…

— Что — ты?

— Я убью его, — очень спокойно сказал Патрик.

4

Феликсу всегда было трудно представить себе человека менее предрасположенного к геройству, нежели добродушный толстяк Готлиб. Даже во внешности его не было ничего героического, а свою первую лекцию в Школе он начал с того, что грузно опустился на шаткий стул, облокотился об жалобно скрипнувший стол, подпер щеку могучим кулаком и мечтательно сказал:

— Вот уйду на пенсию и открою кабак…

Мечте Готлиба было суждено осуществиться несколько раньше, чем он предполагал. Причиной его преждевременного ухода на пенсию стала встреча Готлиба с бандой озверевших разбойников где-то в Карпатских горах. Результат короткой, но жестокой стычки одного героя с дюжиной грабителей с большой дороги имел как положительные, так и отрицательные стороны; к первым относилось то, что Готлиб остался в живых, а ко вторым — тот прискорбный факт, что того же нельзя было сказать о грабителях. Поначалу, как признавался потом Готлиб, сам факт отнятия дюжины зловонных, обильно пропитанных кровью и чужими слезами и совершенно никчемных жизней не произвел на него особого впечатления. И обличьем своим, и манерами, и даже стайным методом нападения исподтишка разбойники напомнили Готлибу заурядных вервольфов, которые в изобилии водились в его родной Баварии, и поэтому карпатскую стычку Готлиб отнес к разряду обыденных и вполне рутинных событий в биографии героя. Свою ошибку он понял месяц спустя, когда в глупой кабацкой драке, на миг потеряв надо собой контроль, легко и даже как-то небрежно раскроил череп пьяному дебоширу, жаждавшему померяться силой с героем. Этот постыдный эпизод заставил Готлиба насторожиться, но… Но было уже поздно. Где, когда и по какой причине Готлибу снова пришлось убивать, он не рассказывал никогда и никому, вместо этого молча положив на стол Сигизмунда просьбу об отставке. Просьба была удовлетворена, и на прощальной лекции Готлиб сказал:

— Запомните: начать убивать — легко. Остановиться — труднее…

Напутствовав таким образом подрастающее поколение героев, он купил уютный полуподвальчик в Нижнем Городе, и переоборудовал его согласно своим вкусам и представлениям о том, каким полагается быть настоящему кабаку. Пол в кабаке был усеян соломой, столы и лавки — сколочены из толстых, грубо обструганных досок, а за стойкой бара из стены торчали дубовые рыла огромных, намертво вмурованных в кирпичную кладку бочек. Под потолком на ржавых цепях висели люстры из тележных колес, а воздухе витали винные пары и аромат здорового мужского пота. Над сложенным из нетесаного песчаника камином висела голова тролля; аналогичные трофеи были развешаны и на всех стенах. Это был беспроигрышный ход — оформить кабак в стиле тех дешевых провинциальных таверн, где привыкли коротать свой досуг герои во время командировок. В периоды «творческого застоя», которые в последние годы случались все чаще, герои, изнывая от безделья, шли к Готлибу, чтобы окунуться в до боли знакомую атмосферу придорожного трактира — вот только пиво у Готлиба, в отличие от провинциальных трактиров, всегда было свежее и неразбавленное, а официантки — симпатичные и отзывчивые (из-за пресловутой отзывчивости экс-горняшек Бальтазара Готлиб рвал и метал, не желая превращаться из кабатчика в содержателя борделя, но отказать своему любимому ученику, выбившемуся в драконоубийцы, просто не мог).