Она хмурится, забавляясь, но соглашается. Я не знаю, откуда это взялось, но это лучшая идея, которая когда-либо приходила мне в голову. Потому что следующий час мы проводим, открывая друг друга в весёлой и спокойной обстановке. Я не думал, что ей это покажется смешным, но вместо этого Поппи тут же вскочила и зачитала рэп о моей глупости.
— Назови хоть одну вещь, которая заставляет людей, которые это делают, выглядеть глупо, — говорю я с победной улыбкой.
Поппи размышляет, её розовый язык прижимается к зубам. Я почти вижу ответ в её глазах; её лицо загорается, и она прикусывает губу, чтобы не рассмеяться.
— Когда кто-то бежит к метро, но двери закрываются перед ним, и он ведет себя так: Я все равно не собирался на него садиться.
Я киваю и смеюсь, потому что это то, что все делали раньше, и это действительно смешно видеть.
— Неплохо, неплохо. Твоя очередь.
— Oкей. Эм-м... Какой фильм был бы намного лучше, если бы он был мюзиклом?
— Крепкий орешек, определенно. Ты бы увидела, как Джон Маклейн подходит к Гансу Груберу и поёт "Веришь ли ты в жизнь после любви?" Только представь! Это было бы потрясающе.
Она поднимает палец, пытаясь успокоить свой смех.
— У меня есть идея получше. "Титаник", где Джек цепляется за проклятую дверь, словно за жизнь, а Роуз поет "ха, ха, ха, ах, ах, мы ещё живы, мы ещё живы".
Я смеюсь так сильно, что вынужден спрятать лицо в ладонях, чтобы избежать неодобрительных взглядов других покупателей. Мои щеки горят, восхитительное ощущение распространяется по шее. Слава Богу, что вино не попало мне обратно в ноздри.
Когда я поднимаюсь, у меня болит живот, а Поппи застенчиво улыбается напротив меня.
— Ладно, вопрос для тебя. Какой самый неправдоподобный забавный факт ты знаешь?
— Легко. 7% американцев считают, что шоколадное молоко получают от коричневых коров.
Я бросаю на неё измученный взгляд.
— Я тебе не верю.
— Клянусь Богом! Это доказано, — говорит она с набитым ртом. — Моя очередь: Какая паста самая лучшая? Будь осторожен, этот вопрос определит, нравишься ты мне или нет.
Я вскидываю бровь, отчего она автоматически темнеет. У меня галлюцинации. Эта симпатичная девушка стоит передо мной и спрашивает, какая паста лучше всех остальных, а я ловлю себя на том, что улыбаюсь как идиот.
Это, безусловно, лучшее свидание в моей жизни.
— Это сложный выбор... но я выбираю неварёную пасту. Ты когда-нибудь ела том ям с зелёным виноградом и красным вином? Если нет, то ты должна.
Она прищурилась и очень медленно кивнула, бормоча себе под нос:
— Ну, мы оставим его...
— С кем ты разговариваешь? — заговорщически произнёс я.
— С одной из моих личностей.
— Фух, ты меня напугала, — пошутил я. — Ну, раз уж на то пошло, какой культ ты бы основала?
Её ответ прозвучал чистым, уверенным голосом.
— Готический культ, где бы мы писали стихи на кладбищах в полнолуние в костюмах нежити.
Я отступил назад, немного испугавшись. Откуда, чёрт возьми, взялась эта девушка? Она действительно дружит с Марион? Я, конечно, люблю свою свояченицу, но она не такая уж и смешная. Иначе она бы не вышла замуж за моего глупого брата.
— Твой ответ был слишком быстрым, чтобы быть спонтанным. Задаешь ли ты себе этот вопрос вечером, перед тем как заснуть?
Она пожимает плечами с загадочным видом.
— Только когда мне скучно.
— Это обнадеживает, пожалуй соглашусь.
— Если бы тебя арестовали без объяснения причин, что бы подумали твои родственники о твоём поступке?
Я думаю о своих родителях, братьях, а потом о сожителе по комнате, который, вероятно, даже не узнает, что меня нет.
Я хочу сказать ей, что я хороший мальчик, и что с вероятностью 90% со мной такого никогда не случится. Я даже никогда не курил косяк, а в старших классах не было недостатка в возможностях.
— Сложный вопрос. Моя мать подумала бы, что это была ошибка, отец, вероятно, подумал бы, что это наркотики — он считает, что все журналисты принимают наркотики из-за стресса. Мои братья предположили бы что-нибудь глупое, например: недобровольное непристойное обнажение.
— С чего бы им предполагать что-то подобное? — возмущенно говорит она, колеблясь между весельем и беспокойством. — И потом, "недобровольно"?
— Потому что я так поступаю... Я — ходячее бедствие, правда. Как правило, это то, что может случиться со мной.
Она принимает объяснение с тонкой улыбкой, а я только сейчас понимаю, как плохо я себя продаю. Я четко говорю ей.
— Чудак на виду!
Нравится ли ей то, что она видит? Жалеет ли она о том, что осталась? Понятия не имею. Одно я знаю точно: я поблагодарю Николя и Марион, когда увижу их в следующий раз. Даже если я, скорее всего, ел рис, приправленный слюной официантки.
— В какой вид спорта было бы интереснее всего играть, когда ты пьяна?
— Я не пью алкоголь — да, я скучная, и всё, что мне приходит в голову, кажется чрезвычайно опасным — опять же, скучно, — но я бы выбрала... баскетбол. Нет, танцы! В любом случае, на это было бы интересно посмотреть.
— Ты совсем не скучная, — говорю я, не задумываясь.
Она опускает глаза, смущаясь, но я вижу её улыбку, и этого достаточно.