День Святой Милы

Алекс мог ощущать аромат мокрой листвы, то, как ветки задевают его по бокам, шуршат и разгибаются. Дождь продолжался, журчание и мокрые шлепки доносились со всех сторон, иногда зоб хлюпал по лужам.

Для бреда все было слишком реальным, слишком настоящим!

Для реальности… чересчур необычайным…

Как можно допустить, что все, нет, пускай даже многое, во что верил Алекс и его односельчане, не соответствует действительности?! Ведь со времен святой Милы известно, что такое зобы, как они себя ведут, на что они способны и чего от них просто нельзя ждать… потому что они зобы!

Да, со времен Святой Милы…

Но ведь и люди тогда были совсем другими, и деревня выглядела иначе, и не умели многое, чему научились потом… Что, если признать, что и живые мертвецы с течением времени способны меняться, что они не остались тупыми и кровожадными тварями, какими были несколько столетий тому назад?

Нет, нет, невозможно… ведь к эволюции способны лишь разумные существа!

Как можно поверить в то, что вот это вонючее и жуткое разумно?

Но как отрицать факты, которые Алекс видит собственными глазами?!

– Помилуй меня, Господи, – пробормотал он, изо всех сил мечтая о том, чтобы это все же оказалось бредом, чудовищным сном, и чтобы он проснулся у себя дома, рядом с женой, и День святой Милы только начался.

Но Каменный Лес вокруг был до жути реален, как и зоб, и дождь, и все остальное.

Они пробирались между двумя грудами развалин, и внизу было нечто вроде тропинки, аккуратно выложенной обломками разного размера, но одного цвета, да еще так, чтобы удобно было идти.

Алекса начало колотить – то ли от холода, то ли от ударов по голове, то ли от переживаний.

– Брыхглурбх, – сказал зоб, после чего остановился и аккуратно снял человека с плеча.

Поставил, а затем ткнул кривым, наполовину сгнившим пальцем человеку сначала в грудь, а потом в ту сторону, куда уходила тропа.

– Хочешь знать, могу ли я идти сам? – поинтересовался Алекс, прикидывая, не дать ли деру.

Но нет, зоб перекрывает дорогу, и видно, что он настороже.

Вопроса мертвец не понял, но когда Алекс жестами изобразил шаги и указал в том же направлении, то его «собеседник» кивнул.

– Прахр, – проскрежетал он и подтолкнул человека вперед.

Алекс затопал, куда направили, с трудом переставляя занемевшие ноги – все тело болело, голова ныла, точно больной зуб, и мысли в ней метались неприятные, похожие на бабочек с металлическими зазубренными крылышками.

Куда его гонят?

Почему до сих пор не убили?

Ведь зобы агрессивны, они дети Зла, это всякому известно!

Но как это сочетается с тем, что живые мертвецы вот уже много столетий сидят сиднем в своем Каменном Лесу, за его пределы не выходят, а вот мы, люди, создания Господа, охотимся на них, как на животных…

Пусть раз в год, в праздник Святой Милы, но все же.

Кроме того, зобы жрут человеческие мозги!

Но почему тогда черепушка Алекса до сих пор не вскрыта?.. Или его хотят сделать главным блюдом на дружеской пирушке?

– Что делать, что делать, – пробормотал он, пытаясь успокоиться и сосредоточиться.

Для начала немного восстановить силы, одновременно показывая при этом, что он истощен, сломлен и не помышляет о бегстве… а потом, когда бдительность идущего позади мертвеца чуток ослабеет, смазать пятки салом.

И лучше не думать о том, что видишь… а то недолго засомневаться…

И не только в тех истинах, что касаются зобов, но и во всем остальном – в том, что такое Охота, в Святой Миле и во всем прочем, что составляет самую глубокую основу веры, опору внутреннего мироздания.

Алекс шел, молился вполголоса и смотрел по сторонам.

Справа развалины закончились, открылась ровная площадка, очищенная от деревьев, и за ней, на небольшом возвышении – нечто вроде хижины, грубой, неказистой, сложенной из каменных плит.

Когда из нее вышла женщина-зоб, Алекс на миг забыл слова молитвы.

Живые мертвецы строят жилища?

Невоз… сколько раз за сегодняшний день он мысленно произнес это слово?

Женщина-зоб открыла рот и выговорила нечто вопросительное, указав при этом на человека. Пленитель Алекса ответил ей, и в звуках, вырвавшихся из его уродливого рта, прозвучало нечто вроде гордости.

Господи, они общаются!

– Я сошел с ума, – пробормотал он. – Я сошел с ума.

Еще метров сто, и хижины оказались со всех сторон, кривые, страшные на вид, но все же подходящие для того, чтобы в них жить. Из них высыпали местные обитатели, и от обилия гниющей плоти, язв, драных одежд и выпученных глаз Алекса слегка замутило, так что он поспешно опустил взгляд.

Тут были дети, уродливые подобия мальчиков и девочек, были старики и старухи…

Все как у людей, кроме разве что поведения – они смотрели на чужака, на человека спокойно, никто не смеялся, не улюлюкал, не тыкал пальцем, не изображал торжества по поводу поимки врага.

А если представить, что Охотники приведут зоба в деревню?

Народ сбежится, и ходячему мертвецу достанется не один десяток злобных выкриков, не один плевок, и гнилых овощей с тухлыми яйцами для него не пожалеют… и это люди, создания Господа, обладающие светоносной душой.

А тут творения Дьявола, всегда бывшие злобным тупым стадом.