День триффидов. Мутант-59

Слейтеру ничего не оставалось, как приступить к очередному, по собственному его выражению, “разжевыванию для кретинов”. Директор покровительственно улыбался, а министр время от времени кивал. Если же он вдруг действительно понимал, о чем идет речь, кивки становились короче и чаще.

Компьютер в соседней комнате работал почти беззвучно слышались лишь отрывистые щелчки, когда записывающие головки меняли свое положение. Ничто не указывало на то, какой интенсивный поток информации устремляется сюда с соседних перекрестков. Счетно-решающее устройство за доли секунды обрабатывало ее, производя сложнейшие вычисления, а логические схемы — душа компьютера — выносили правильные решения. Все компоненты работали безупречно.

Но вот один из них, названный конструкторами логической ячейкой М-13, выдал два неверных решения, а потом и вовсе отказал.

Слейтер уже благополучно заканчивал свое сообщение, а тем временем последствия отказа этой ячейки множились, расходясь как круги по воде, от центра к периферии подчиненной машине дорожной сети.

Заговорил министр:

— Замечательно, Слейтер. Очень-очень интересно. Поздравляю вас. Мне известно, что до сих пор ваши идеи не пользовались всеобщей поддержкой, — Эзертон переминался с ноги на ногу, — но заверяю вас, отныне вы не будете испытывать никаких… гм, никаких финансовых затруднений.

Он подошел поближе к телеэкранам.

— Где же это мы? Ну, конечно, как же я сразу не узнал Музей естественной истории, не правда ли? А вон и Музей королевы Виктории и принца Альберта… — Он был похож на ребенка, получившего новую игрушку. — Замечательно, чувствуешь себя будто в центре исполинского мозга…

Но тут голос министра сорвался, маленькие голубые экраны приковали к себе общее внимание.

Отказ одного-единственного компонента до основания сотрясал теперь всю систему. На перекрестке Эгзибишн-роуд и Кромвел-роуд светофор переключился с красного на зеленый и тут же снова на красный. Такси, успевшее выскочить на перекресток, сразу же столкнулось с автобусом.

На перекрестке Найтсбридж и Слоун-стрит светофоры совсем потухли, чтобы через минуту совершенно сойти с ума. Машины, двигавшиеся на запад от Пикадилли, в мгновение ока сбились в грандиозную чадящую пробку.

Показания счетчиков с Принс-Консорт-роуд вдруг сразу возросли на два порядка, в результате на Куинс-гейт у перекрестка с Кромвел-роуд включился постоянный зеленый. Прошло каких-то четыре минуты, и движение во всем районе оказалось полностью парализованным. В общей неразберихе то и дело происходили несчастные случаи, но кареты скорой помощи не могли пробиться по задыхающимся улицам — в ранних сумерках беспомощно мигали их синие огоньки.

На посту управления стояла полная тишина — никто не решался заговорить первым. Наконец директор не выдержал:

— Бога ради, Слейтер, что случилось?

Слейтер был ошеломлен.

— Боюсь… Нет, не знаю. Просто не знаю…

Ему хотелось расплакаться.

Министр посмотрел на своих помощников и сказал подчеркнуто твердо:

— Извините, джентльмены, но… гм… нам пора возвращаться в министерство. Не забудьте, — обратился он к директору, — представить мне обо всем этом подробный доклад…

Директор ответил мрачным кивком. Министр вспомнил про Слейтера:

— Весьма сожалею, поверьте, весьма и весьма сожалею…

Когда они выходили из комнаты, лицо Эзертона ничего не выражало, он только пристально посмотрел на Слейтера через плечо.

2

Исподволь наблюдая за своими коллегами, Люк Джеррард в десятый раз за день задавал себе один и тот же вопрос: за каким, собственно, чертом его сюда занесло?

Большую часть времени они, сотрудники агентства Креймера, проводили, слоняясь по комнате в тщетной надежде найти решение проблемы бутылочного горлышка. Джеррарда давно уже тошнило и от бессмысленности их усилий, и от самих его коллег.

За окном был серый декабрьский день. Часы показывали половину пятого, постепенно темнело. В сумерках комната казалась Джеррарду еще более мрачной, чем обычно. Кирпичные, в викторианском духе стены школьного здания, которое агентство приспособило для своих нужд, упорно противились всяким попыткам обновления. Здание, как непреклонная старая дева, меняться не желало. Комната оставалась сырой, темной, промозглой и неуютной — возвышение для кафедры в одном углу, огромная доска на роликах размером чуть не во всю стену — в другом. Доску почти сплошь покрывала паутина формул; на стульях, на столах, на полу — повсюду валялись скомканные блокнотные листки. Десятидневные усилия завели группу в совершеннейший тупик.

Виной тому отчасти был сам состав четверки: Креймер подобрал ее на удивление плохо. Десять дней подряд шотландец Бьюкен — редкое терпение и склонность к самоанализу — словно машина, выкидывающая тарелочки для стрельбы, выдавал идеи, а англичанин Райт только и делал, что с первого выстрела разносил эти идеи вдребезги. Джеррарду осточертели и тот и другой. Они были как числитель и знаменатель, сокращающиеся без остатка, а проблема — ни с места.