День цезарей

– Ну да ладно, – сам себе буркнул Катон. Призывов к патриотизму было, видимо, недостаточно. Надо что-нибудь более близкое и доходчивое. Префект поднял руки и взмахнул, взывая к тишине. После чего заговорил размеренно и веско:

– Скажу вам, братья, то, что мне известно. Эти заговорщики не только предали своего императора. Они думают предать еще и нас. Вдумайтесь: они хотят распустить преторианскую гвардию и разослать нас по легионам!

На этот раз отклик был более оживленным: кто-то изумленно ахнул, кто-то возмущенно взревел. Взяв это на заметку, Катон снова призвал к тишине.

– Да, братья. А что еще хуже, они хотят лишить нас выплаты, обещанной Нероном каждому преторианцу вот на этом самом месте! И подлый план этих изменников дошел до слуха нашего императора. Так же, как и вы, он вознегодовал и послал меня сказать вам, что помнит и сдержит свою священную клятву сделать ту выплату, да еще и присовокупить к ней! И клятва эта, сказал он, тверда как скала, на которой стоит Храм Юпитера. Каждый из вас, кто считает себя собратом Нерона, будет щедро, истинно по-братски им вознагражден. Он клянется в этом! Вы с ним, братья?

На этот раз его слова оказались встречены приветственным ревом, и уже сотни людей потрясали копьями, так что плац сделался похож на водную рябь в непогоду.

Катон простер руки к небу:

– Вы с ним, братья? Так назовите его имя! Пусть его услышат наши враги и ужаснутся, зная, что мы верны императору нашему Нерону!

Плац взревел тысячами глоток. «Нерооон!» – эхом отлетало от стен лагеря и прилегающих построек, крепчая в громовом крещендо. С хором слился и Катон, взмахами кулака внося в скандирование ритм. Спустя минуту он опустил руку и, медленно шагнув назад, к собранным на помосте трибунам, и обведя их светло-стальным взглядом, заговорил властно и строго:

– Там внизу, на плацу, заговора нет. Эти люди разорвут любого, кто не будет проявлять абсолютной верности императору. А его здесь на данный момент представляю я. Есть ли среди вас кто-то, готовый оспорить мое главенство над преторианской гвардией?

Возражать, во всяком случае вслух, никто не решился.

– Хорошо. Тогда готовьтесь выслушать мои приказы. И обеспечить их выполнение до последней буквы. – Он сделал паузу, еще раз оглядывая собравшихся. – Среди вас я не вижу трибуна Криста. Где он?

– В лагере его нет, – за всех ответил Тертиллий.

– Вот как? Где же он?

– У него приказ: с рассветом взять с собой половину когорты к Фламиниевым воротам.

– С какой целью? – подступив на шаг, спросил Катон.

– Обеспечить почетный караул легату Пастину при его вступлении в город. Во всяком случае, так он сказал.

Катон поджал подбородок. Значит, все-таки поздно. Нарцисс со своей кликой все же успел открыть Пастину вход в город, и теперь весь его легион вторгся в Рим для захвата власти.

Глава 34

Прежде всего необходимо было отвоевать Фламиниевы ворота – задача, которую Катон мог доверить лишь одному подразделению: своей родной Второй когорте. В поддержку себе он решил взять еще и Третью, возглавляемую Тертиллием; остальные были в основном разосланы по другим городским воротам, если изменники на них посягнут. Оставшаяся Десятая когорта была отряжена на охрану императорского дворца.

– Зачем брать с собой Тертиллия? – недоумевал Макрон под дробный перестук калиг.

Сейчас когорта быстрым маршем шла по улице, вьющейся по вершине Виминальского холма. На местных вид преторианцев действовал устрашающе, и они спешили укрыться в дома.

– Есть такая поговорка: «Держи друзей поблизости, а врагов – еще ближе». Вот я Тертиллию и не доверяю.

– И это причина давать ему прикрывать наши спины?

– Если я хотя бы почую измену, то лично зарублю его мечом, а командовать Третьей поставлю кого-нибудь другого. Ну, а пока прибереги свое дыхание для врага.

Бесспорно, не самый учтивый способ прерывать разговор, но ум сейчас поглощен был взвешиванием расстановки сил. Дело в том, что укрепления Рима существовали только на словах. Город вот уж две с лишним сотни лет как вырос за пределы Сервиевой стены[49], и хотя она все еще стояла, но, в сущности, перестала таковою быть, так как приспособилась под другие строения. Оставались и воротные башни, но живущие в них солдаты городских когорт годились лишь для разгона уличных потасовок, но никак не для обороны Рима от закаленных в боях легионов. За периметром старой стены город через Пинцианский холм[50] растягивался вниз до самого Тибра, и, пожалуй, единственным тамошним препятствием на пути Шестого легиона были платные ворота на Фламиниевой дороге, вблизи реки. Они, вкупе с неглубоким рвом и парой сторожевых башен, служили для сбора податей с проезжающих в обе стороны. Если вовремя не помешать, то легат Пастин попросту смахнет городские когорты и по Фламиниевой дороге двинется в сердце Рима. Это продвижение способна застопорить лишь стена с Фламиниевыми воротами. Здесь и определится успех или провал заговора. А с ними жизнь или смерть маленького Луция…