— Господин Ульганар, что это с вами такое? Нельзя опускать руки, господин Ульганар! Мы обязательно найдем его, Господь милосерден! Надо возвращаться в замок. Поднимем людей, прочешем окрестности, пока не стемнело. Может, он смог добраться до Треверргара самостоятельно…
Ищи, мальчик, ищи. Поднимай людей. Он уже далеко, твой Адван. Хоть прочесывай лес, хоть не прочесывай — он сбежал. И я никогда не узнаю, был он мстителем или наемным убийцей, и никогда не спрошу — зачем ты обманывал меня, Адван…
И слава Богу, что он сбежал. Потому что иначе мне бы пришлось его арестовать. А мне не так просто было бы это сделать… Уж не говоря о том, что, скорее всего, он бы со мной легко справился.
Мы подошли к воротам Треверргара.
— Адван не приходил? — задрав голову, крикнул брат Варсел.
И с башни ответили:
— Пришел, того. С шестую четверти уж, как пришел.
Что?!
Стуро Иргиаро по прозвищу Мотылек
Это не горло врага, это дурацкие перекрученные веревки. Это сеть, которую ты так и не успел на этого врага сбросить. И незачем ее тискать и рвать, колдуну от твоих истерик ни жарко, ни холодно.
Я отшвырнул прочь сеть, ворох вялых дохлых червей. Перевалился на спину, прямо на упругий настил крыльев. Сквозняк надо мной колыхал лохмотья паутины, полные прошлогодних листьев и мушиных шкурок. За стенами свистел ветер, тоскливо, как заблудившийся разбойник. Пусто. Пусто в развалинах, пусто вокруг, пусто в груди.
Глупец. Глупец. Думал, боги тебя ведут, под руку толкают, сеть так кстати подсунули… Думал, раз никому не под силу колдун-убийца, то уж тебе сам Отец Ветер велел с ним поспорить. Спорщик нашелся. Герой.
Лежи теперь здесь и глазей в потолок. Трус и слабак. Ни на что не способный. Рявкнули на тебя погромче, ты и с копыт долой. Да если бы на тебя рявкали! Снежный кот зарычал в кустах от боли, а ты принял это на свой счет и моментально потерял сознание. Лучший выход из положения. Кувырк — и лежи тихо. Лежащего авось не заметят. Слух у меня, понимаете ли, нежный.
А выход, Ирги? Какой выход? Ждать, когда колдун принесет очередную жертву? Или все Треверры кончились и убийца больше сюда не придет? Ох, какое счастье, что он не трогает женщин. Хоть это я знаю точно.
К ночи полечу в Треверргар. Покружу вдоль стен, покараулю. Может, услышу, как убийца крадется по двору. Сделать я ему, конечно, ничего не смогу, но шум подниму грандиозный. Если его даже и не схватят, то уж преступления он совершить не успеет.
Герен Ульганар
— Мы его не признали сперва, думали — чужой идет…
— Я ему "стой!", а ен идет себе, как так и надыть, качается, а сам-то зеленый весь, кабыть покойник…
— Смотрим — вроде Адван это, больше-то некому, зовем — не отвечает, а по всему видать — не в себе мужик, еле на ногах держится…
— Ну, мы ворота-то отперли, вошел ен, чуть не упал…
— Мы-то с Мальцом его под руки, он спервоначалу вроде как к конюшням двинул…
— В койку отвели, уложили. Худо ему, господин Ульганар. Лица нет на человеке. Чего не спросишь — головой мотает, а сам еле идет…
— Тут парней наших Трясогузка да святой брат привезли, так они грят, парни-то, что Адван с убивцем где-нито в кустах сцепился…
Как же так? Он же должен был бежать! Почему он вернулся в Треверргар? Ведь дознаватель уехал за стражей, его же арестуют…
Вернулся. Опять — вернулся. Значит, все, что я тут себе нагородил — чушь собачья? Значит, Адван не имеет к убийствам никакого отношения?
Нет, я должен поговорить с ним. Я должен все выяснить. Я не желаю оказаться ни параноиком, боящимся собственной тени, ни этаким добродушным идиотиком, верящим чему ни попадя. Пусть он даст объяснения.
Лестница наверх.
— Господин Ульганар, нашли убивца-то?
— Нет, ребята.
Второй этаж. Коридор.
Его комната.
Я постучал и толкнул дверь.
Глаз не уловил движения.
Напротив меня стоял человек, с ног до головы затянутый в черное, левая рука отведена в характерный замах.
Тенгон.
Все…
Тускло взблеснув, резное лезвие ушло в потолок и прочно засело там. Лицо человека в черном, незнакомое, бледное, измученное, чуть ожило узнаванием. Обведенные черными кругами глаза глянули на меня. Низкий глухой голос:
— Ты смелый человек, Герен Ульганар, — снова что-то сдвинулось, он словно бы потух, резкие складки у рта, набрякшие веки, — С чем пришел?
— Адван… — я отступил на шаг, сглотнул, — Адван… это ты?
Господи, "не в себе" — слабо сказано, ему же лет пятьдесят, не может быть, он…
— Уже нет.
Он стоял, неестественно прямо держа спину, Адван никогда не находился в неподвижности — как на пружинке, как капля воды на провощенной дощечке, и лицо — все время, все время — улыбка, ухмылка или усмешка, эти морщинки в углах глаз, как у часто улыбающегося человека — оказывается — от возраста…
— Адван, я… Где ты был, Адван?
— Все впустую, — сказал он.
Совершенно другой голос, ниже и суше, никаких эмоций, и лицо — мертвая маска, словно пепел, словно прогоревшие уголья…
— Адван, ответь мне, где ты был? — не сдавался я.
Пусть скажет, Господи, пусть хоть что-нибудь скажет! Я не хочу, чтобы ты был убийцей, не хочу, чтобы тенгон, оборвавший жизнь Амандена…