День твоего рождения

Толик внимательно оглядел отца. Новый костюм сидел на нем хорошо, ладно обтекал широкие плечи, и рубашку он купил новую, дорогую, и красивый галстук. Просто на жениха походил отец. Вот только лицо у него было вовсе не жениховское, а серое и усталое. Будто он прошел сто километров пешком и, едва умылся, сразу за стол сел.

Совсем недавно Толик отца обвинял, считал, что он обманул Темку - да так ведь все и было, - а теперь обида уходила. Может, в самом деле? Может, прав Темка - отец ошибся? Жестоко и больно для всех, но ошибся, и его надо не винить, а понять.

Отец поднял рюмку с дрожащей водкой.

- Давайте выпьем, - сказал он задумчиво. - Давайте выпьем за то, чтобы все было хорошо.

Мама согласно кивнула головой, чокнулась с отцом. Чокнулась и бабка, но пить не стала, только пригубила и поглядела на отца колючими глазами.

Отец опустил голову и слепо тыкал в закуску вилкой.

Да, невеселый получался праздник! Толик думал, это будет светлый-светлый день, такой день, когда в тебе звенит таинственная струна, когда петь хочется, когда ты сумеешь сделать все, что захочешь. Еще бы - ведь они снова сидят вчетвером, они снова вместе, но только теперь по-другому. Оттого и смотрит бабка колючим взглядом, что все по-другому, - победили ее отец и мама. Поняли они друг друга наконец.

Толик ковырялся в тарелке - такая вкуснота, но есть не хотелось, не было, как назло, аппетита, а все думалось, думалось, будто он мудрый старец.

Поняли родители друг друга, но вот сами не радуются, что теперь все позади. Чему действительно радоваться, если с таким трудом поняли они все, если понимание это оказалось таким долгим, запутанным и тяжким.

Толик как бы со стороны оглядел стол, за которым они сидели. Не было тут ни одного правого человека. Каждый виноват в том, что случилось. Раньше Толик одну бабу Шуру во всем обвинял, но теперь-то он точно знал: и мама, и отец, и он сам - все виноваты. Все виноватые они, все до одного, но все же и пострадавшие. Бабка - власть потеряла, у Толика куча несчастий была, а про маму с отцом и говорить нечего. Не зря они, хоть и нарядные, хоть и праздничные, а совсем невеселые.

Отец встрепенулся, улыбнулся криво.

- Ну ладно, - сказал он, - что было, то миновало! - Взглянул на бабку, поднял стопку: - Давайте выпьем, Александра Васильевна, чтоб остаться нам добрыми родственниками!

Бабка опять кольнула его острым взглядом, но смолчала, только вздохнула тяжело и залпом опрокинула стопку, аж в горлышке у нее сбулькало: ну баба Шура!

- Значит, через два дня, Петя? - тихо спросила мама, словно не верила во все, что случилось.

- Через два, - ответил отец. - Завтра собираемся и берем билеты. А послезавтра, - он вздохнул, - прощай что было.

Прощай что было?.. Прощай Темка, прощай дом и бабка, прощай школа, хоккейная площадка зимой во дворе, танкистский шлем? И целый год жизни тоже прощай?

- Прощай все, что было, - повторил отец, посмотрел на Толика и спросил его: - Верно, Темка?

Он сразу осекся, побледнел, и Толик почувствовал, как нехорошо стало отцу.

Тяжелым и больным взглядом оглядел его Толик с ног до головы.

- Я не Темка, - сказал он. - Я Толик…

- Прости, - поник отец. - Прости, оговорился…

Толик встал из-за стола, подошел к окну. Августовские сумерки сгущались на улице, пряча в густую тень деревья, забор, дома.

Толик услышал за спиной отцовские шаги, ощутил на плече его руку.

- Прости! - глухо сказал отец, и Толик неожиданно понял, что его не надо просить, что он простил отца.

Простил именно потому, что отец так жестоко оговорился. Он назвал Толика Темкой, и это значило, он не забыл Темку. Он чокался с бабкой, он говорил маме, что через два дня надо ехать, он хотел забыть все, что было, но он помнил о Темке. Думал о нем, винился перед ним, чувствовал себя неправым.

Выходит, Темка не ошибался, когда защищал его. Выходит, он лучше знал отца?

Спиной Толик ощутил, как рядом с отцом встала мама. Словно она тоже просила простить отца, понять его, понять, что он не хотел его обидеть.

- Завтра, Толик, - сказала мягко она, - пойдем в школу за документами.

«Вот и все!» - подумал он обреченно. Конец школе, конец Изольде Павловне, которая сказала, что она не учительница, конец Женьке с Цыпой. Странное дело, Толик перебирал в уме неприятности, успокаивал себя, что теперь им конец, а легче не становилось, наоборот. Наоборот, в горле застрял какой-то комок. А Коля Суворов? А Машка Иванова? А Махал Махалыч, Топтыгин в квадрате? Но самое главное - Темка! Р-раз - и обрезать? Все, что было, позабыть?

- Знаешь что, мама, - вдруг резко обернулся он. - Вы поезжайте одни!

Возле стола что-то грохнуло и рассыпалось. Толик поглядел туда. Баба Шура разбила чашку, и белые черепки веером лежали на полу. Бабка подбирала их, пыталась сложить один к одному, но ничего у нее не выходило.

- Вы поезжайте сперва сами! - сказал он, думая, что отцу и маме придется тоже собрать по черепкам разбитую чашку. Другую только.

Мама и отец смотрели на Толика и будто не узнавали его.