День творения

Место «Занимательной кристаллографии» заняли книги потолще и помудреней, их страницы пестрели формулами, графиками, таблицами, на которых пытливый взгляд нашего героя останавливался надолго и не без пользы. Его научное рвение обратило на себя внимание жителей маленького сибирского городка, не привыкших и подобному поведению подростков. Их мнения насчет Верещагина разделились: одни считали, что со временем он займет очень высокооплачиваемую должность, другим более естественной казалась перспектива психиатрической лечебницы. «От этой уймы книг он сойдет с ума», – говорили они.

Сверстники же, будущим не интересуясь, просто не любили Верещагина. Трудно сказать, за что. Вероятно, за непохожесть. Когда нормальные дети видят непохожего сверстника, в них взбрыкивает инстинкт самосохранения и сжимаются кулаки, так как непохожий – это либо больной, либо будущий властитель. И того и другого желательно изгнать из общества в каменистую пустыню, пока еще не заразил или не подчинил. Дети очень жестоки с непохожими.

Однажды они подошли к нему гурьбой – Верещагин сидел на завалинке дома, где жил, и читал очередную книгу. «Что ты все читаешь и читаешь? – спросил один из подошедших. – Ну-ка, давай расскажи нам, что ты читаешь, а мы послушаем». С этими словами он уселся на траву у ног Верещагина, остальные уселись тоже. «Я читаю о кристаллах», – сказал Верещагин, отрываясь от книги о кристаллах. «А что такое кристалл? – спросил другой мальчишка. – Ты давай рассказывай, не одному тебе умным быть».

Верещагин охотно стал делиться знаниями – он даже обрадовался возможности не одному быть умным. «Все, что вокруг нас хорошего, – все это кристаллы, – сказал он. – И звезды, и снег, и цветы тоже». «А я? – спросил еще один из сидящих у его ног, спросил и усмехнулся, подмигнул товарищам. – Я тоже кристалл?» – «Все, что в тебе хорошего», – ответил Верещагин. «Ну, где во мне кристалл, где?» – закричал тут мальчишка, сидевший до этого тихо, и, вскочив, подошел вплотную – не для того, чтоб Верещагину легче было показать пальцем, в каком месте у него кристалл, а чтоб, улучив момент, ударить.

Верещагин посмотрел в глаза стоящего перед ним забияки спокойно и научно. «Если тебе, например, вырвать глаз, – сказал он, – то внутри в нем кристалл. Он почти так и называется – хрусталик». – «Я те дам вырвать, – сказал мальчишка. – Ишь ты, вырывала нашелся, он будет мне еще глаз рвать». И наконец собрался ударить. Остальные повскакивали со своих мест на траве и каждый тоже ударил – для этого, собственно, они и подошли.

Верещагин хотел закрыть лицо книгой, но ее тут же выбили из рук. «Ах, вы еще и книгу выбиваете!» – возмутился наш герой и так размахался освободившимися руками, что сразу же всем попало. Слишком уж велико было у каждого мальчишки желание ударить лично, слишком плотным кольцом обступили они Верещагина, он практически не мог промахиваться, тогда как их теснота сковывала. Это сыграло свою роль. Верещагин выиграл драку в полминуты.

Нападавшие разбежались, только один остался – он лежал на траве лицом вниз и не шевелился. Верещагин поднял его, посадил на завалинку. «Неужели я так сильно тебя ударил, что ты даже не мог встать?» – спросил он удивленно. «Еще бы! – ответил мальчишка. – У тебя знаешь какой кулак? Видно, ты до войны хорошо питался». – «А ты разве плохо?» – спросил Верещагин. «Я – так себе», – ответил мальчишка.

Читая ученые книги, Верещагин узнал, что возникают алмазы и прочие благородные кристаллы в подвальных лабораториях природы, под совместным воздействием внутрипланетного жара и давления, и что попытки ученых создать их искусственно никак не могут увенчаться полным успехом, потому что в процессе создания, по-видимому, участвуют не только пламень и напор, но еще и тайная сила, которую наука не постигла и о которой пока только в песнях поется.

Однако был случай. Верещагин узнал о нем из толстой солидной книги. В прошлом – еще свечном и лучинном – столетии, сообщала книга, в дни знаменитой обороны Севастополя от англичан, трудился на защите крымского порта вместе с остальными один фейерверкер, в просторечии – пушкарь, человек темный, но смышленый, о чем свидетельствует придуманная им добавка в порох, благодаря которой пушечные ядра стали летать гораздо резвее прежнего, причиняя неприятность вражеским кораблям даже на дальних рейдах, где они мнили себя в безопасности.

Но автор книги, лишенный злорадства, упирал не на пакости, чинимые британскому флоту, а на тот факт, что смышленый представитель простого народа, прочищая мосле каждого выстрела жерло своей пушки, выгребал ил ее недр вместе с нагаром и прочим мусором пригоршню, а то и две, довольно крупных алмазов; правда, таких же темных, как и он сам, и поэтому для ювелирного дела не годящихся.