Остается Шура. Вот Шура — боец. Высокий, широкоплечий, с развитой мускулатурой, владеющий самбо и боксом, настоящий атлет, хоть в Древнюю Грецию на Олимпиаду по кулачному бою отправляй. И в деле я его видел. Первый раз прошлым летом 1975 года в общежитии МХТИ в Москве. Опять в общежитии. Все события, так или иначе связанные с драками, происходят у меня почему-то в общежитиях. Какое-то сакральное место, школа жизни.
Помощь друга. Москва. 1975 год.
Как-то шли мы неторопливо по второму этажу, уже подходили к лестнице, чтобы спуститься, когда из фойе раздались крики и явный шум потасовки.
— Там дерутся, — радостно воскликнул Шура и стремительно слетел на первый этаж.
Пока я за ним спускался, он уже успел, не разбирая кто прав, кто виноват, присоединиться к малочисленной группке ребят, которых вполне серьёзно колошматили. Несколькими хорошо поставленными ударами Шура быстро выровнял шансы драчунов и неторопливо, с достоинством и удовлетворением, мурлыкая под нос, удалился, предоставив им самим окончить начатое. Подойдя ко мне, застрявшему на середине пролёта, он, с удовольствием потирая кулаки и слизывая кровь на костяшках, произнёс:
— Люблю подраться, но терпеть не могу разборок, особенно после драки.
Вторая драка была в том же корпусе общежития спустя месяц-полтора. Так то вообще святое дело — Шура дрался за честь дамы, а если точнее, за честь своей любимой девушки Али.
Вечерело, спускались мы с нашего третьего на второй этаж, то ли провожая Алю, то ли направляясь к ней в гости, расписать пульку по маленькой. Как тут нам навстречу попадаются, понятно, не надо иметь семи пядей во лбу, пьяные аспиранты, местные, московские. Аля идёт впереди, уже спускается по лестнице, а мы, занятые своими разговорами, немного приотстали, поэтому сверху видели всё хорошо. Один из москвичей решил с девушкой познакомиться, перегородил ей дорогу и настырно потянул за руку, увлекая разделить с ними их радость. Видимо, у Шуры настроение было благостное, потому что он не дал ему сразу по голове, а спустившись на несколько ступеней, приобнял парня за плечи и нежно сказал:
— Сегодня я тебя прощаю, иди.
Прогулка по Москве с Алей — девушкой Шуры.1975 год.
А тот как взовьется, и на Шуру с кулаками. Шура крупнее его, собрал парнишку в одно целое, так чтобы руками сильно не мотал, и легонечко подтолкнул к нам наверх, где мы с Вадиком его и приняли. Вадик в прошлом футболист, но, в отличие от меня, настоящий, бывший игрок дубля «Черноморца». Другими словами, с точки зрения бытовой драки в качестве бойца он единица бесполезная, но отважная. Пока мы придерживали рвавшегося поквитаться с Шурой аспиранта, тому на подмогу прибежал снизу здоровенный верзила. Шура, увлекшись увещеванием никак не желавшего успокоиться парня, не успел должным образом отреагировать и пропустил два сокрушительных удара наотмашь справа и слева. Не уворачиваясь, а только поглубже втянув голову в плечи, Шура стойко принял эту пару хуков. Под третий удар он подсел, и оглобля здоровенной ручищи просвистела над его головой. Шура вынырнул из-под руки и нанес серию из пяти быстрых ударов по корпусу. Нешуточный бой гигантов развернулся рядом с нами. Мы вместе с притихшим аспирантом вжались в стену, освобождая место ничего вокруг себя не замечающим драчунам. Отступая под неожиданным натиском Шуры, его оппонент ступил на первую ступеньку, ведущую вверх, получив при этом весомое преимущество в росте. Шура, не прекращая наносить удары, придвинулся вплотную к нападавшему и, чередуя апперкоты с ударами в корпус, поднял его на мелькающих кулаках повыше, к площадке между этажами. Казалось, если Шура сейчас перестанет бить, то тот упадет, потеряв поддержку, но это только казалось, детина отступал, умудряясь отвечать резко, расчётливо и весьма весомо. Концовка наступила стремительно, когда оба уже поднялись на площадку между этажами, — последовало несколько точных ударов в голову телохранителя подвыпившего аспиранта, и тот, отлетев на рамы открытых окон, сбил их с петель. Скрежет разорванного металла, звон разбитого стекла, треск ломаемого дерева — всё это странным образом драчунов успокоило. Парень прекратил сопротивляться, безвольно свесил руки и устало опустился на цементный пол лестничной площадки, недоуменно поводя глазами по сторонам.
Аспирант в наших с Вадиком руках ожил, вырвался и, схватив меня «за грудки», сильно дернул на себя мою рубашку. С противным треском отлетела пуговица. Я уже, грешным делом, начал прицеливаться, чтобы под стать Шуре врезать ему посильней и поточней, но не успел. Широкая открытая ладонь просвистела мимо моего носа, увлекая голову аспиранта из поля видимости, и ещё одна пуговица от моей рубашки оторвалась и медленно, нехотя, на одном ребре покатилась, перескакивая со ступеньки на ступеньку, по лестнице вниз и завершила предательскую дугу падением в пропасть лестничного пролета.