День восьмой

Она знала свое призвание. Знала, для чего родилась на свет. Для любви, для того, чтобы быть женой и матерью. Вокруг не было примеров такого брака, какой ей рисовался в мечтах. Она его сама придумала. Воздвигла воздушный замок. Птенец, вылупившийся из яйца в темном чулане и сроду не видавший гнезда, когда придет пора гнездования, безошибочно примется за дело. Она собрала милый образ по кусочкам: из наставлении священника, совершающего брачный обряд, из немногих «женских» романов, ходивших по рукам на острове, из церковных фресок, даже из знакомых супружеств, где господствовали усталость, подавленность, унижение, в лучшем случае покорность судьбе. Есть натуры, которым свойственно создавать идеал так же неуклонно и упорно, как Bombyx mori выделяет шелковое волокно. Юстэйсия Симс ожидала, что любовь поможет ей давать и получать все, чем богата земля; распрямиться во весь рост; родить десятерых детей — Рыцарей Баярдов и Жозефин; оправдать свою красоту и дожить до ста лет, лишь слегка согнувшись под ношей любви. При этом она всегда будет непритязательной и скромной и, оставив за дверьми церкви три дюжины детей и внуков, будет, как и теперь, в боковом притворе молиться лишь об одном: чтобы ей и впредь была счастьем женская доля — любовь. Уже ей исполнилось девятнадцать, а все не было видно мужчины, молодого или даже в годах, кого хоть на миг она могла бы вообразить своим спутником в той жизни, о которой мечтала. Юстэйсия была так же здорова духовно, как и телесно. Она не мнила о себе чересчур много, просто она знала наперечет всех женихов в округе (все они доводились ей родней), знала их кругозор, их хорошие черты и дурные. Нет, здесь, на этих островах, такого мужа, какой ей был надобен, не найти. Она оживлялась, заслышав иностранную речь. Ей казалось, что нет в мире места прекраснее, чем ее родной край, — но что есть места, где не так процветают тщеславие, злоба, лень и пренебрежительное отношение к женщине, она не сомневалась. Она с интересом поглядывала на немецких, итальянских, русских и скандинавских моряков, появлявшихся в порту, однако ухаживаний их сторонилась. Не нужен ей муж-моряк, обреченный три четверти года проводить в плаванье, вдали от домашнего очага, который они вместе построят.

Юстэйсия выжидала. Мать следила за ней из глубокой плетеной качалки, все видя и все понимая. Но у матери были свои заботы; ей нужно было выдать замуж трех старших дочерей, а все имевшиеся на острове женихи не замечали никого, кроме младшей. С ней то и дело заводил разговор кто-нибудь из столпов местного общества, а иногда и священник: «Madame Мари-Мадлен… Жан-Батист Антуан отличный молодой человек… виды на наследство… хорошее воспитание… без памяти влюблен в вашу дочь Юстэйсию. Не поговорите ли вы с дочерью, chere madame».

Как-то вечером она позвала Юстэйсию в свою комнату.

— Послушай, дочка, вот уже два года, как ты отказываешь всем, кто к тебе сватается. Сама не выходишь замуж и сестрам мешаешь. Чего тебе надо?

— Вы недовольны, что я работаю в лавке, maman?

— Вовсе нет.

— Тогда чем же вы недовольны? Разве моя вина, если Антуан и Меме и le petit a Beaurepaire[58] хотят на мне жениться? Они славные молодые люди. Я к ним хорошо отношусь. Но я их не люблю. И они отнимают у меня время, когда я занята делом.

— Вот как?.. Тогда слушай меня внимательно, Юстаси.

Оказалось, во Франции, если молодой девушке приходится одной ездить дилижансом или по железной дороге, путешествие часто бывает неприятным. Ее толкают и тискают и всячески, бога не боясь, донимают мужчины, молодые и старые. Что же делает скромная девушка, чтобы уберечь себя от этого? Натирает лоб и щеки соком остролиста. Коже он не вредит. Отмывается в одну минуту. Но, наложенный на лицо, он словно гасит сияние юности. Кожа становится землисто-серой — даже с прозеленью. И безобразники больше не привязываются!

— Что ты на это скажешь, Юстаси?

— Maman, ангел! А где его взять, этот сок?

— На наших островах остролист не растет, но у нас есть кое-что другое. Есть растение, которое называется borqui, или boraqui. Вот, взгляни.

— Скорей дайте мне его попробовать, maman! Скорей!

По острову пошли толки, что Юстэйсия слишком много трудится в лавке. Она постарела, подурнела. Остаться ей старой девой. А у старших сестер завелись поклонники. На рождество Маржолен стала невестой.

Но стоило появиться на Сент-Киттсе Брекенриджу Лансингу, как к Юстэйсии Симс вдруг вернулась былая красота.