Дьенбьенфу. Сражение, завершившее колониальную войну

Зиап выслушал пояснения профессора. Большое количество ранений в голову было связано с особенностью сражения под Дьенбьенфу. За последние дни наступающие части Народной армии провели беспрецедентные по своему объему шанцевые работы. Переплетенные системы траншей достигли многокилометровой длины. Они подходили уже непосредственно к укреплениям противника. Частично они вообще превратились в туннели. Такая система приносила большие преимущества, потому что для атаки солдатам приходилось преодолевать всего пару десятков метров над землей, без прикрытия, и молниеносно врываться на французские позиции. С другой стороны, противник не мог не заметить этих работ, потому он сконцентрировал свой огонь на обстреле вьетнамских траншей. Результатом были обычно эти самые ранения в голову, потому что именно головы солдат не были защищены. В Народной армии было очень мало стальных касок, обычно трофейных, а тропический шлем, обтянутый маскировочной тканью, не мог защитить голову в достаточной степени.

— Есть дни, когда мне приходится лечить только ранения в голову, — сказал Тунг. — Но с нашими техническими возможностями очень тяжело оперировать головы! Не говоря уже о стерильности! С брезента моей операционной точно так как же льется дождевая вода, как и в любом другом нашем блиндаже.

— Я понял проблему, — высказался Зиап. Он задумался. В армии не было недостатка в мужестве, даже в готовности пожертвовать собой, если это приносило успех. Но в технике, в вооружении и оснащении она все еще сильно уступала французам. Замечание Тунга следовало воспринимать очень серьезно, потому что противник и в дальнейшем будем концентрировать свой огонь на траншеях.

— Им нужно зарываться глубже, — решил главнокомандующий. — Я отдам об этом приказ всем командирам. Нам нужен не только каждый солдат для сражения, нам нужны наши мужчины для мирного строительства — после победы.

Медик задумчиво взглянул на него. — Ты уже не сомневаешься в нашей победе?

— А ты?

Тунг улыбнулся. — Ты же меня знаешь. Я никогда не был нытиком. Но я и не ура — патриот. Говорят, что я ворчлив. Так утверждала одна из моих медсестер.

— И? Ты действительно ворчлив?

Тунг пожал плечами. — Я сам не знаю. Я люблю людей. К сожалению я уже давно вижу их в основном в виде полумертвых. Части людей. Разбитые кости. Кровавая плоть…

Главком положил ему руку на плечо. Он говорил тихо, будто боялся, что их может кто то подслушать, кого этот разговор между друзьями не касался. — Я понимаю тебя, брат. Как ты думаешь, что я чувствую, когда стою в траншее? Недавно при мне они сожгли напалмом еще одного командира. Ксуана. Я знал его еще мальчишкой. И ты тоже. Мы вместе ловили кузнечиков. Когда мы его хоронили, его тело было таким же маленьким, как когда он был ребенком.

— Я знаю, как выглядят жертвы напалма.

— Конечно, ты знаешь. Ты доктор. Товарищ Хо Ши Мин был при похоронах. Он сказал, что если и можно что то пообещать такому погибшему на похоронах, то лишь, что мы будем бороться так, чтобы эта война поскорее завершилась.

— После Дьенбьенфу она закончится?

Зиап помолчал. — Через пару недель в Женеве начинается конференция по Индокитаю. Товарищ Фам Ван Донг уже готовится к путешествию. А мы, стоя здесь, не можем сделать ничего лучше, как нанести французам такой удар, чтобы они поняли, что не смогут справиться с нами. Как только французы опустят оружие, мы сделаем то же самое.

— А американцы? Тунг отдирал с пальцев ног засохшие кусочки грязи. На ногах у него, как и у солдат, были лишь самодельные сандалии из старой французской шины.

Какое то время он не получал ответа.

Потом Зиап медленно сказал: — Они помогают французам, пока те воюют. Если французы прекратят борьбу, американцам тоже придется сделать это.

— Ты их не недооцениваешь?

— Нет, нет, — ответил Зиап. — Я хорошо знаю, что они с удовольствием устроились бы здесь в Индокитае. Но — не думаешь ли ты, что им придется быть осторожными, если мы принудим французов уйти отсюда? Они почувствуют, что и их не ждет ничего, кроме поражения, даже если борьба продлится еще долгие годы…

Тунг задумчиво кивнул. Он уже познакомился со многими французами и знал, что среди них было немало людей, на чувства которых можно было воздействовать, напомнив, например, о Французской революции, подавшей однажды призывный сигнал всему миру. Но американцы были ему чужды. Люди из далекой страны, экономика которой получала доходы от войн во всех частях света, а среди их собственных домов уже почти сто лет не взрывался ни один снаряд. Нехотя он отбросил эти мысли. — Не будем зажигать новых огней, пока не погасли старые!