Денежный семестр

Впрочем, и второй докладчик меня разочаровал, ибо путем напряженной умственной работы я поняла, что он вовсе не поминал мою любимую капибару, а просто употреблял символ «ка пи с чертой», а черта по-английски произносится «бар».

Некоторое просветление у меня наступало, когда к доске выходили наши. Они, разумеется, тоже пользовались английским, однако это был наш английский, и с ним я не имела проблем.

В обеденный перерыв я бросилась разыскивать Ирину Сергеевну, но той нигде не было видно.

— Игорь, где Ирина Сергеевна? — с замиранием сердца спросила я. Неужели бедная женщина из-за меня вынуждена была сама лезть на стремянку и у нее закружилась голова?

— Ох, — вздохнул Игорь. — Даже не хотел тебе говорить. С ней нехорошо, и мы отправили ее домой отлежаться. Но ты ни при чем, не переживай. Всякий может заблудиться. У нее сердечный приступ.

— Она упала?

— Вроде бы нет. Я сам не понял. Ей что-то примерещилось, наверное, на нервной почве. Ты же помнишь, как она переживала! Но проблемы не очень серьезные, она даже собирается к концу докладов подойти. Тогда ты ей все объяснишь.

Тем и пришлось удовольствоваться. Игорь представил мне подопечного — ученого, которого я обязана развлекать. Я сделала замечательный выбор! Прежде всего, японец прибыл на конференцию всего один, что, естественно, облегчает задачу заманивания в Мариинку. А через минуту выяснилось, что он говорит на нашем английском! Я не смела поверить в свое счастье. Я и не подозревала, что сей чудесный диалект доступен иностранцам, считая его исключительно российской прерогативой. Слава богу, я ошибалась. Мы с Ники (то ли гостя вправду звали Ники, то ли он меня пожалел) прекрасно понимали друг друга. Поэтому я решила сразу брать быка за рога.

— Мариинский театр, — светским тоном начала я. — Киров-балет.

— О! — восторженно ответил Ники.

— Сегодня вечером? — с трепетом продолжила я. Дело в том, что на сегодня у меня были билеты, и пропустить спектакль мне бы ужасно не хотелось, поскольку в роли Джульетты дебютировала очень любимая мною Рита.

— Надо много долларов? — с горечью осведомился Ники. — Если много, иду один раз. Если не много, иду много раз.

— Долларов не много, идем много, — горячо заверила я, и вопрос был решен.

Правда, имелись некоторые трудности, но извещать о них гостя я не стала. Дело в том, что иностранцам в Мариинке положены билеты не простые, а золотые. Золотые во всех отношениях — и по цвету, и по стоимости. Однако правила соблюдаются отнюдь не скрупулезно. Бывают периоды, когда администрация вдруг начинает бдеть и билетерши внимательно изучают входящих, а иногда ни на что не смотрят. Возможно, это как-то связано с театральной мафией. Есть такие парни в кожаных куртках, которые каждый день толпятся у Мариинки и заманивают иностранцев по завышенной цене. Еще не хватало за и без того дорогущие билеты переплачивать — тем более, я знаю театральную кассу с очень честными кассиршами, и уж золотые-то билеты у них можно купить всегда.

Поскольку вопрос иностранцев никогда не представлялся мне существенным, я, разумеется, не помнила, в ходу сейчас строгости или нет. У меня имелись два российских голубеньких билета, один уступлю Ники. Главное, чтобы нас не заловили на контроле.

Я внимательно оглядела потенциального спутника. Что ж, сама потребовала японца, так что жаловаться грешно. Надо быть слепым, чтобы принять его за русского. Среди билетерш слепых нет. Может, выдать Ники за чукчу? Или якута. В общем, за представителя народов Севера. Но тогда прежде всего надо потребовать, чтобы он спрятал хотя бы один фотоаппарат. И цифровую камеру. Что касается одежды, по-моему, одет Ники обычно. Правда, билетерши иногда попадаются крайне проницательные. Я сама видела, как задержали типа, в котором я бы вовек не распознала иностранца, и оказалось, что тот и впрямь не говорит по-русски. Да, а если мой чукча немой? Немому уже нельзя посмотреть балет? Может, у бедного немого чукчи нет других развлечений?..

Разработав версию, я несколько успокоилась, зато принялась терзаться из-за Ирины Сергеевны: не явилась я вовремя, и бедная женщина заболела. Игорь сколько угодно может говорить, что я не виновата, но я-то знаю, что это не так. Вот придет она сейчас и даже не захочет со мной разговаривать.

— Ирина Сергеевна, — робко обратилась я по окончании докладов, убедившись, что она тут собственной персоной и хотя выглядит плохо, зато конечности вроде целы. — Я так виновата! Но я честно пыталась прийти, просто заблудилась.

— Катя, что было, что было! — возбужденно зашептала она. — Идемте, я все покажу.

Она подвела меня к окну.

— Вот, видите? Здесь я стояла на стремянке, чтобы повесить шторы. Слава богу, что у меня кружится голова. Я знаю это и потому крепко держалась. Только это меня и спасло.

— Да что же случилось? — опешила я.

— Они считают, мне примерещилось, — с горечью сообщила Ирина Сергеевна. — Раз я женщина, так сама не понимаю, что несу. А я понимаю! Оно действительно было. Катя, вы-то мне верите?

— Конечно, — поспешно закивала я, крайне заинтригованная. — И как оно выглядело?