Деньги

  Спасти положение мог мандат и просьба приставить для охраны местного жителя, прошедшего военную подготовку. Или другое свойство: состояние невидимости и неслышимости. По определенным причинам ни тот, ни другой варианты не катили.

  - Что делать, коль местные с кольями набегут? - спросил Тынис, когда они на попутном газгене (машина такая на дровах) производства «Русский дизель» ехали из Петрозаводска к Ведлозеру.

  - От дворовых уйдем дворами, коли с кольями нападут - пошутил Тойво. - Надо сказаться больными — типа, на прием к местной колдунье идем.

  - А есть там местная колдунья? - усомнился эстонец.

  - В святых местах всегда чудотворцы водились, - ответил Антикайнен. - Она, вероятно, и есть колдунья. А мы — больные.

  - Какие же мы больные? - недоверчиво спросил Тынис. - Выглядим ничего себе так, пахать можно. На тебе — без сомнений пахать можно.

  - Вот так, значит, сотрудничество начинается — «пахать можно»? - заулыбался Тойво. - Мы с тобой больные на все головы. Это на физической подготовке не сказывается.

  На том и порешили. Про Вяхю Антикайнен решил не упоминать, верил, что тот сам сможет разобраться с проблемами, если таковые случатся.

  От Ведлозера, куда завез их грузовик, к Панисельге они пошли пешком, во второй половине дня оказались в деревне. Первым делом зашли в дом с вывеской «Комитет бедноты» - такие комитеты еще встречались в природе, подменяя или дополняя всякие другие государственные учреждения.

  Постановлением ВЦИКа от 11 июня 1918 года и Совнаркома от 6 августа того же года Комбеды служили трудовому народу, чтобы распределять хлеб, предметы первой необходимости, и сельскохозяйственных орудий. Они оказывали содействие местным продовольственным органам в изъятии хлебных излишков из рук кулаков и богатеев, которые распределяли бесплатно среди деревенской бедноты по установленным нормам.

  По идее Комбеды были распущены уже в ноябре 1918 года постановлением 6-го Съезда Советов, но не тут-то было. Этому делу противились, а особенно Председатели этих самых комитетов пытались всеми силами остаться таковыми.

  В комнате дома под вывеской запах стоял согласно статусу: пахло бедностью. Нестираная одежда, пролитая сивуха, недоеденная еда, немытое тело, да еще кошачья и человеческая моча — вот запах бедности. Бедняк тоже наличествовал: лежал в каком-то тряпье на топчане и пускал слюни.

  - О, блин, - сказал Тынис. - С кем тут разговаривать?

  - Да, не туда попали, - согласился Тойво.

  - Что вам нужно? - раздался, вдруг, голос с сеней. Говорили на карельском языке.

  Посетители Комбеда повернулись на голос и увидели вполне прилично одетого человека, высокого, в пиджаке и картузе.

  - Ничего, - подбирая слова, ответил Тойво, замешкался и больше ничего подобрать не сумел.

  - Нам бабка нужна, - тоже, пытаясь говорить на местном языке, промямлил эстонец.

  - Финны, что ли? - спросил человек.

  - Ага, - они охотно закивали головами в ответ. - Красные финны.

  - Этот Председатель ничем не поможет, - махнул рукой в сторону тела на топчане незнакомец. - Я Павел Николаев, живу по соседству от этого вертепа. Он с Сум, ссыльный, хохол. Был беднейшим, теперь — вон, пьянейший. Какой день уже.

  Его речь была вполне понятна и финну, и эстонцу.

  - Зачем вам бабка? - спросил Павел.

  - Болеем мы, - сказал Тынис.

  - Головами болеем, - добавил Тойво.

  Самим говорить было сложнее, но Николаев тоже понимал все их лингвистические потуги. Дополняя друг друга, они поведали, что пришли с Петрозаводска, где работают при правительстве, что оба страдают бессонницами или кошмарами, головы болят, а жить дальше хочется. Врачи только руками разводят. Водицы с озера хотят испить, да какое-нибудь снадобье для лечения принять. Вот такие дела, дорогой товарищ Павел Николаев.

  - Ну, ладно, - согласился он. - Посоветую к одной дамочке обратиться. Вроде бы бабкой должна быть, но чертовски интересная особа. Не стара еще и очень ничего себе.

  Он вздохнул и махнул рукой: пошли, мол, отведу куда надо. А по дороге рассказал, что жить-то сейчас можно, вот только много народу, который мешает этой жизни.

  - Партейные, евреи-агитаторы, проверяющие и надзирающие — как насядут, так и продохнуть нельзя, - сказал Павел. - Делай так, а так не делай, бойся контрреволюции и тому подобное.

  - Не переживай, - криво усмехнулся Антикайнен. - То ли еще будет!

  Ну да, правнуки Николаева из Панисельги в полной мере смогут оценить «партейных, евреев-агитаторов, проверяющих и надзирающих» новой формации. Где государство — там и они, чем больше государство кричит о своем величии и избранности, тем они злее. Вот уж когда, действительно, продохнуть не дают.

  Павел рассказал, что рано овдовел, что сын родился, а жена в родах умерла. При этом, истекая кровью, еще успела сказать, чтобы из-под пола картошку убрали, а то от крови подпортится. Сын уже взрослый, Гражданскую войну прошел, в деревню Тулоксу ушел жить, где женился на такой же сироте, как и он сам.

  - А у меня новая жена, да злыдня какая-то стала. Ест поедом.