Деньги

  Антикайнен вздохнул и сам отправился к озерцу, чтобы отмыть от себя замершую в мертвой хватке голову девочки. Он шел-шел, пока не утомился — ламбушка не приближалась. Вообще-то, конечно, можно было и оторвать от себя то, что осталось от его недоброжелателя, но терять кусок щеки — уж очень не хотелось.

  Разорвав напополам носовой платок, он обернул лоскутами пальцы своих рук и, ухватившись одними за нижнюю челюсть, другие просунул под верхние зубы ребенка. Голова не без труда отделилась от его скулы. Тойво подбросил ее вверх и ловко пнул, как мяч. Она полетела в сторону недосягаемого озерца, сверкнула глазами, сказала басом: «Спасибо» - и пропала из виду.

  Тут же под ногами всплеснулась вода. Оказывается, дошел-таки до ламбушки. Антикайнен попятился на берег и встал на колени, чтобы умыть лицо. Поверхность озерца была, как зеркало. В ней он отражался практически без искажений. Только выглядел каким-то совсем взрослым. А вот милая Лотта, которая тоже отражалась в воде, была такой же, как всегда: молодой и красивой, с задорной улыбкой на устах. И еще один человек был виден, только он не мог никак определить, кто это? Бокий? Нет. Черты лица были смазаны, словно тот, другой, был где-то в глубине. Без сомнения, он его раньше видел, вот только никак не мог вспомнить.

  Тойво умылся, мимолетом удивившись, что никаких следов от укуса на щеке не осталось. Задерживаться на берегу он не собирался, поэтому повернулся назад.

  Почему-то, несмотря на типичную для этих мест «белую» ночь, сделалось темно. Только угли на Валькнуте алели, указывая путь к дереву. Он подошел к стволу ивы, прислонился к ней рукой, ощущая неровность коры, словно увиденные им в отражении морщины на своем лице.

  Вдруг, сзади раздался дикий женский крик. Тойво мгновенно обернулся и едва успел уклониться в сторону от выбежавшей откуда-то из темноты совершенно обнаженной и очень бледной женщины с распущенными волосами. Размахивая руками, она пробежала, едва его не задев, не переставая кричать.

  Через несколько секунд вопль оборвался, осталось только едва слышное скуление где-то за деревом. Антикайнен осторожно выглянул из-за ивы: женщина сидела спиной к нему на корточках, обняв себя руками, и дрожала, как от холода. Звуки, издаваемые ей, были похожи на жалобы побитой собаки.

  Тойво выставил перед собой руку и медленно пошел к ней, готовый немедленно реагировать в случае возникновения какой-то опасности. Он тронул женщину за плечо.

  - Что с тобой? - спросил Антикайнен.

  Она мгновенно перестала дрожать и скулить, посидела так с пару секунд и начала медленно оборачиваться. Тойво попятился назад, ожидая увидеть то, что уже видел у псевдо-девочки: синие губы, ввалившийся нос, глубоко запавшие, мерцающие красноватым огнем, глаза и маленькие острые зубки. Но ничего этого не было и в помине. Вообще ничего не было. Словно бы у женщины вместо лица была подушка.

  - Так не бывает! - зачем-то зашептал Антикайнен. - Ты же чем-то кричала! И еду головой нужно есть.

  Безлицая женщина начала подыматься, следует заметить, совершенно бесстыдно: прочие ее органы очень даже были в полном порядке. Внезапно лик ее стал меняться, словно изнутри вспучивались одно за другим разные лица, чередуясь в последовательности.

  Тойво опасливо поморщился и попытался вглядеться пристальней. Зачем он это сделал — неизвестно, но зачем-то сделал. И даже начал различать чьи-то образы — да что там образы — какие-то зарисовки из людской жизни.

  Он увидел дачный поселок. Это была, так называемая, «Дачная коммуна» в Кучино. Никогда не быв там и даже не слышав о ее существовании, Антикайнен был уверен, что это именно Кучино. А вон, черт бы его побрал, поэт Андрей Белый, распушив усы, в дырку в заборе подглядывает. Сам собирает чемоданы, чтобы ехать в Германию к жене Асе, а туда же — любопытствует!

  Ага, есть за чем смотреть: девушки, одна краше другой, в чем мать родила, ходят кругами вокруг столиков с выпивкой и лакают водку из стаканов. И есть кто-то, на кого смотреть вовсе не хочется: унылого вида мужики, в отличие от девушек, не совсем в чем мать родила. Их отвисающие пузики и дряблые грудные мышцы кажутся предметом туалета, которого явно не было при рождении.

  А вот это как раз Бокий собственной персоной. Поджарый и жилистый, на правах хозяина обходит гостей. Понятное дело — дача-то его. И сейчас будет оргия, все, как когда-то на Черной мессе возле Каяни (см также мою книгу «Тойво — значит «Надежда» - 1). Так это и есть месса, только зачем она товарищу Глебу, если он сам Мессир? Вопрос правильный, вопрос определяющий, вопрос, который и есть ответ.

  Образы, странно проступающие в безликом лице женщины, замельтешили, принялись очень быстро вспучиваться, словно при кипении, потом начали затухать, все более окрашиваясь в багровые цвета. Тойво даже непроизвольно склонил свое лицо, чтобы приглядеться, как, вдруг, голова голой дамы лопнула, будто зрелый арбуз, упавший со стола на пол.