Деньги

  Он пошел на Невский проспект, спустился в подвальчик возле улицы Марата и выпил в один присест большую кружку светлого «Мартовского» пива. Он заказал вторую кружку и рыбу под нее, присел в углу и наконец-то вздохнул с облегчением. Иногда человеку донельзя мало надо. Тому, кто устал от работы, не принесший ничего кроме забот, счастьем кажется крепкий сон, когда никто не потревожит. Больному пределом счастья кажется чуточка здоровья. Ну, а арестанту — свобода.

  А свободен ли он? Опять же — все относительно. Будешь думать о своих ограничениях — непременно голову о свои же мысли и сломаешь.

  - Свободно? - вдруг, почти над самым ухом раздался глухой голос.

  Тойво только кивнул в ответ, а сам мысленно ухмыльнулся — именно этот вопрос его сейчас и мучил. Он посмотрел на нового соседа по столику и слегка забеспокоился. Нет, причина беспокойства отнюдь не крылась в потенциальной угрозе, исходящей от человека, а весь его внешний облик, все его поведение говорило о том, что именно у него со своими рамками, ограничивающими его свободу — все в порядке. Их попросту нет, или они так далеко разведены, что и не различаются.

  - «Мартовское», конечно, лучшее темное пиво в городе, - сказал незнакомец. - Но и светлое они тоже неплохое варят.

  Перед ним на столе в кружке под пеной пускала воздушные пузырьки янтарная жидкость. А сам человек был невысоким, скорее, даже низкорослым. Весь облик его говорил о недюжинной силе: длинные толстые руки, доходящие чуть ли не до колен, мощные кривые ноги, широкие плечи. Выражение лица было весьма притягательным - таким, что люди, попадавшиеся навстречу, уступали ему дорогу, старательно отворачиваясь в сторону. Собаки – так те просто в обморок падали, даже натасканные на волков. Маленькие глаза, глубоко упрятанные под могучими валиками бровей, не имели никакого выражения при любой ситуации. Кроме, пожалуй, одного – смерти. Если находился храбрец, который выдерживал взгляд этих глаз, то он, без всякого сомнения, был слепым. Лоб вообще отсутствовал, жесткие, как щетина, черные волосы начинались сразу же над бровями. Короче говоря, внешность полностью соответствовала тупому сукину сыну, как его мог вообразить любой творческий человек (где-то я уже такое читал — в моей книге «Мортен. Охвен. Аунуксесса»).

  Тойво не был физиономистом, но рядом с этим незнакомцем ему сделалось не по себе. Опять не по себе — да что за день сегодня такой!

  - Да, - только и сказал он.

  - Или «Николай Синебрюхов» круче?

  Упоминание о финском пиве «Кофф», как бы невзначай, ничего не означало. Разве то, что человек угрожающего вида оказался здесь неспроста.

  - Вы от кого? - вздохнул Антикайнен. - Что вам нужно?

  - Борись парень, - сделав внушительный глоток пива, проговорил незнакомец. - Пока ты борешься, мы живем. Уж поверь моему опыту, я много чего на этой Земле повидал, много кого видел (об этом в моей книге «Радуга 1»). Еще один Конец света пережить — ой, как не хочется!

  - Почему я?

  - Да не только ты — встречаются еще люди помимо тебя, - усмехнулся собеседник. - Грааль, знаешь ли, он не единственен. И впитывают в себя он энергию не выборочно, а всю, какая вокруг. Когда же преобладать будет то, что ты называешь «от Самозванца», тогда будет кирдык. Уж не такой простак Господь, чтобы вот так запросто отдать свое творение под чьи-то щупальца.

  Тойво не знал, что и сказать по этому поводу. Войны, революции, государства — всего лишь игрища, устроенные для контроля Веры, как таковой. Вера — разменная монета богов, Вера — столп, поддерживающий истинного Творца. Без Веры — никак, без нее действительно «кирдык» (подобную же точку зрения высказывал мой наставник замечательный писатель Владимир Дмитриевич Михайлов, 1929 — 2008, в книге «Сторож брату моему»).

  Однако должен же быть кто-то, кто веру направляет и развивает. Должен кто-то быть? Кто-то быть обязан?

  Но Вера — это состояние души человека. Не заставить уверовать в то, к чему эта самая душа не лежит — против человеческого естества такое положение дел. Но ведь есть, черт побери, таковые организации, такой институт в каждом «великом» и не очень государстве. Зачем? Да пес его знает.

  - Зачем? - спросил Тойво.

  - Над землей бушуют травы.
   Облака плывут кудрявы.
   И одно — вон то, что справа, это я.
   Это я, и нам не надо славы.
   Мне и тем, плывущим рядом.
   Нам бы жить — и вся награда.
   Но нельзя,[10]

 - ответил незнакомец.

  - А вы кто? - задал вопрос Антикайнен, внутренне холодея от ожидания ответа.

  - Нет-нет, не подумай обо мне чего лишнего, - поспешно сказал собеседник. - Меня можно звать «Куратором», можно так не звать. Я, конечно, зло. Но не то Зло, которое творится ныне. Я — зло, как оборотная составляющая добра. Нынешнее Зло — это равнодушие, и это поистине ужасно.

  Они допили свое пиво, и Куратор первым поднялся из-за стола.

  - А ты не торопись. Тебе еще есть с кем поговорить. Я в тебя верю. Если бы не верил, то…