Деньги без дураков. Почему инвестировать сложнее, чем кажется, и как это делать правильно

Бывает и не такое. В 2009 году я наткнулся на русскоязычный сайт, но с допиской, что автор является деятелем с Уолл-стрит. Затея называлась «хедж-фонд инвестиций в шорт». Если кто-то не знает значения слово «шорт»: это как решение вложить деньги в ящик тумбочки, ставя на кризис, но возведенное в куб. Шорт означает, что вы занимаете у брокера акции, немедленно их продаете, получаете деньги. У вас деньги и долг, номинированный в акциях. Если акции падают в цене, все отлично — ваш долг уменьшается. Когда вы решаете, что упало достаточно, вы откупаете акции и гасите долг, вам остается разница между ценой продажи и ценой выкупа — это называется сыграть на понижение. Иногда так делают краткосрочные спекулянты (большинство из них разоряются, хотя и не все). Но фонд инвестиций в шорт подразумевал, что вы собрались зашортить рынок на месяцы или даже годы, а это уже не дает шансы на выживание, рынок не падает на таком таймфрейме. Шортить, кстати, предлагалось рынок США, знающие историю помнят, что было дальше. Привкус странности был уже в оформлении сайта: плохо читаемые белые буквы на черном фоне подчеркивали оригинальность авторского подхода и словно намекали, чем все кончится.

Я специально вспомнил про этот хедж-фонд, чтобы очертить рамки: на его фоне инвестицией может быть что угодно. Например, зарытый клад математически ближе к покупке стандартных ценных бумаг, чем паи этого фонда, с точки зрения обогащения. То есть для нас инвестиции — это не то, что понимается под ними с позиций бизнеса, а то, что понимается с позиций субъекта, рассчитывающего на рост капитала: любая ставка на поле, где вложения в бизнес — лишь частный случай. Но вернемся к нашим резонам: зачем все это?

Принято считать, что люди отказываются от потребления в пользу сбережения из-за положительной реальной доходности, т. е. меняют текущее потребление на большее, но отложенное. Я же считаю, что этот мотив не единственный и даже не главный.

Принято считать, но кем? Это академический канон, его рассказывают на первом курсе экономических факультетов. И это очень старая мысль. Идея убывающей полезности благ была у человечества как минимум с XIII века.

Другим существенным элементом того, что позднее стало инструментом австрийского экономического анализа, является принцип временного предпочтения, согласно которому в настоящем, при прочих равных, все блага оцениваются выше, чем в будущем. Эту доктрину заново открыл в 1556 г. Мартин де Аспилькуэта (знаменитый доктор Наварро), позаимствовавший ее у одного из самых ярких учеников святого Фомы Аквинского Эгидия Лессинийского, который уже в 1285 г. сформулировал: «Будущие блага не ценятся столь дорого, как те же самые блага, доступные немедленно, и они не позволяют их владельцам получать от них такую же пользу. По этой причине нужно полагать, что по справедливости их ценность должна быть ниже»[1].

Со старыми авторитетными теориями спорить тяжело. Что попало не становится такими теориями, они прошли свой отбор и старое — это лучшее из когда-то бывшего нового. Мы такой отбор не проходили, и если кажется, что мы опровергли нечто фундаментальное, — скорее всего, просто кажется.

Но смотрите, атака проводится в один ход. Инвестиции под нулевую реальную доходность (или под размер инфляции, что одно и то же) либо имеют право на существование, либо не имеют. Если мы отказываемся от нынешнего потребления ради роста потребления в будущем и это наш единственный мотив, то ответ — нет, не имеют. Между тем, они существуют.

Инвестиций с заметной положительной реальной доходностью сильно меньше, чем принято думать.

Средний человек не может получать среднюю ожидаемую доходность выше, чем человечество в целом.

Мировое богатство растет медленно, тысячи лет это была почти нулевая динамика, если брать ее в размерности единичной человеческой жизни. Но люди сберегали все эти тысячелетия.