Деньги, девки, криминал

Стать жертвой компромата — это в большинстве случаев удел сильных и ярких личностей, людей, которые кому-то сильно мешают и которым есть что терять. Особенно уязвимы для ударов компроматчиков те, кто играет в политической «высшей лиге», ведь даже та политика, которую мы называем «большой», порой напоминает банальную свару на коммунальной кухне: здесь идут в ход и оскорбления, и ложь, и лицемерие. Но, как бы то ни было, распространение компромата — это признак популярности, неслучайно в шоу-бизнесе считается нормальным заказывать в средствах массовой информации статьи и сюжеты якобы «компрометирующего» содержания, которые «подогревают» общественный интерес к той или иной персоне. Так, по некоторым данным, Борис Моисеев решил объявить себя гомосексуалистом именно для того, чтобы раздуть скандал и привлечь к себе внимание публики. Россияне, вступившие во взрослую жизнь в девяностые годы, когда вся страна начала разговаривать на блатном жаргоне, подвергались усиленной «промывке мозгов» с помощью пропаганды, основанной на принципах «бери от жизни все», «мы сидим, а денежки идут», «если ты умный — покажи, сколько у тебя денег». Алчность, жадность и корысть перестали выглядеть пороками. А для человека, воспитанного в подобном духе, нисколько не зазорно выглядеть нечестным, зато стыдно оказаться бедным, «лохом», аутсайдером. Не важно, что ты — гей, важно, что ты — богатый гей. Не важно, что ты — вор, важно — что ты ушел от правосудия. Назвать, например, Остапа Бендера жуликом — это все равно что назвать солнце — красным, а снег — белым, этим никого не удивишь. Подобные разоблачения даже не воспринимаются как компромат. «Ну да, я жулик. И что?» В октябре 2010 года президент России Дмитрий Медведев, встречаясь с американскими бизнесменами, сказал: «Коррупция есть везде, но наша проблема пока заключается в том, что у нас коррупция, к сожалению, не считается постыдной, она является обыденной». И это тоже неудивительно. Если в девяностые годы государство инициировало проведение грабительской приватизации, в результате которой общенародное имущество стало собственностью небольшой группы «олигархов», а большинство населения в одночасье потеряло нажитые честным трудом сбережения, то, соответственно, обнищавшие граждане уже не считают зазорным вести себя с родным государством как с жуликом: если не ты обманешь государство, то оно обманет тебя. Таким образом, технологии компромата меняются вслед за общественной моралью. Чтобы скомпрометировать, нужно прежде всего знать, «что такое хорошо, а что такое плохо».

Мировая история наполнена разного рода компрометирующими мифами, которые давно разоблачены, но передаются от поколения к поколению. И миф об Иоанне Грозном, якобы убившем своего сына, и о композиторе Антонио Сальери, будто бы отравившем Моцарта, будут, наверное, существовать вечно, так как они оказались воплощенными в прославленных произведениях искусства. Мифическую расправу царя Иоанна Васильевича Грозного над сыном Иоанном изобразил Илья Ефимович Репин, а сюжет отравления Моцарта завистливым Сальери избрал Александр Сергеевич Пушкин для одной из своих маленьких трагедий. Репин опорочил Иоанна Грозного, а Пушкин — Антонио Сальери. И от того, что эти криминальные истории были интерпретированы такими великими людьми, как Пушкин и Репин, они не перестали быть банальным компроматом — точно таким же, как «сенсационные разоблачения» в современной «желтой прессе», с одной лишь разницей — герои этих «разоблачений» уже не смогут подать на клеветников в суд и не потребуют опровержений.

Таким образом, мы можем говорить об Александре Сергеевиче Пушкине как о непревзойденном мастере компромата.