Деньги для киллера

Я шла от остановки к дому и думала о Гоше: следовало немедленно вернуть его в больницу. Тут я увидела Витькину машину, выезжающую из моего двора. Встречаться сейчас с Витькой мне совершенно не хотелось, потому я нырнула в подъезд, постояла, пялясь в окно и размышляя, стоит ли идти сейчас домой. Витька мог кого-нибудь оставить у подъезда, если я ему вдруг очень понадобилась. В конце концов решила, что не стоит. Гоше можно позвонить из автомата.

Трубку сняла Вера Сергеевна и сразу запричитала:

— Маргарита, Игорь-то уехал. Сказал, в больницу не вернется, вылечился уже. Хоть ты ему скажи: разве ж это дело, разве ж так можно? Недолечившись… Врачи-то лучше знают, кому выписываться, а кому еще лежать.

— Куда он уехал? — смогла я вставить слово.

— Так разве скажет? Дружки за ним приехали. Сказал, дня на два. Вот теперь думай… матери-то одни переживания…

Я, как могла, утешила Веру Сергеевну, заодно пытаясь убедить и себя, что с Гошей ничего плохого не случится. Однако беспокойство не отступало. Идти домой желания не было, и я решила прогуляться. Как-то так вышло, что я оказалась рядом с домом, где жил Глеб. В гостях у него я не была, но адрес знала. И теперь присела на скамейке, размышляя: стоит ли к нему зайти? На стоянке возле дома его машина отсутствовала, скорее всего Глеба я не застану. Я уже собралась уходить, когда он появился: въехал во двор и притормозил возле меня.

— Привет, киска, — сказал он, улыбаясь, — Надеюсь, ты ждешь именно меня?

— Жду. Именно.

— Что-то случилось?

— Нет.

— Слава Богу. Значит, мы можем встретиться как нормальные люди. — Он приткнул машину на стоянке, и мы вошли в подъезд. Глеб жил на третьем этаже. Он толкнул дверь квартиры, я вошла и замерла растерянно. Кое-что я в жизни повидала, но, честно говоря, такого — не приходилось.

Я совершила увлекательную прогулку по стандартной однокомнатной квартире улучшенной планировки, вернулась в прихожую, которую обозвать прихожей мог разве что ненормальный, и, справившись с первым изумлением, спросила:

— Неужели ты?

Глеб ухмылялся, забавляясь произведенным впечатлением, ответил:

— Конечно, нет. Я ведь рассказывал о нашем стилисте. Нравится?

— Очень идет к твоим очкам.

— Значит, не понравилось?

— Почему же? Стильно. Классно. Безумно дорого. Пыталась представить приблизительную стоимость: запуталась в нулях. Откуда дровишки?

— Разве я не рассказывал, что зарабатываю большие деньги? Тратить их совершенно некуда. Путешествовать я не люблю, отдыхать не умею, ем что попало, лишь бы быстро, к тряпкам равнодушен, машину считаю только средством передвижения. В общем, деньги хоть в кубышку складывай.

— Ты забыл про женщин.

— И про женщин я уже рассказывал. Ухаживать не умею, выгляжу дурак дураком, вот и сижу вечерами перед телевизором, каналы переключаю и вздыхаю, что полжизни прожито, а ничего особо ценного в ней не наблюдалось.

— Грустно, — кивнула я.

— Точно. Выпьем чего-нибудь?

— Можно кофе?

— Хорошо, кофе.

Я расположилась в кухне и наблюдала за Глебом, быстро и умело он накрывал на стол.

— Очки ты носишь и в домашней обстановке? — спросила я.

— Привык, — пожал он плечами. — Знаешь, о чем я подумал? Мы могли бы уехать вдвоем на недельку.

— Отличная идея. Боюсь, как бы ты потом не пожалел об этом.

— С какой стати?

Теперь пожала плечами я.

— Ты продвинулся в своем расследовании?

— Сейчас нам так уж необходимо говорить об этом? — он нахмурился и замолчал, а я продолжала его разглядывать, силясь отгадать: о чем он думает? Не говорит, а думает. Глаза — зеркало души. Свои он прячет за очками. — Лучше расскажи мне о себе, — попросил он. — Я ведь ничего о тебе не знаю…

— Мама врач, папа инженер. Типичные немцы: аккуратные, трудолюбивые, добропорядочные. Папа мечтал о сыне. Говорил: «Если уж я дал другому существу жизнь, то должен верить, что он сумеет постоять за себя».

— Выходит, нордический характер у тебя от папы?

— Выходит. Еще рассказывать?

— Конечно.

— Закончила английскую школу. И музыкальную тоже. Поступила в консерваторию: благодаря трудолюбию и чуть-чуть таланту. В общем, можно было обойтись и без консерватории. Первый мальчик появился в девятнадцать лет. Не выдержал: я была чересчур серьезной. Другие мальчики стали обходить меня стороной. Времена сменились, и появились богатые дяди. Слово «любовница» казалось оскорблением, а «жена» вызывала тихий ужас. Поэтому были только друзья: для душевных бесед и отдыха. Иногда я думаю — это ненормально, иногда — так честнее. Сонька утверждает, что это похуже, чем болезнь Дауна.

— И никто никогда не смог понравиться тебе так, чтобы ты решила, что влюблена? — недоверчиво спросил Глеб.

— Наверное, мне не везло, — усмехнулась я. — Может быть, я хотела чересчур многого.

— Ты меня успела запугать, — улыбнулся он. — У меня нет шансов?

— В тебя все шансы и один кошмарный недостаток — весьма несвоевременное появление на моем жизненном пути, а точнее — На проезжей части поблизости от моего дома.

— Мы возвращаемся к запретной теме, — напомнил он.

— Извини.